Речевой этикет в российской империи. Развитие внутрисемейных отношений в период Российской империи: дворянская семья
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Родители и дети: причины бытовой преступности в Российской империи во второй половине XIX в.
В.С. Сидорова
Взаимоотношения родителей и детей находятся в прямой зависимости от организации семьи и ее традиций. Во второй половине XIX - начале XX в. произошли серьезные изменения в социальной и духовной сферах российского общества, которые выразились в частичном отказе от патриархальных устоев. В связи с этим индивидуальная семья встала на путь к ограничению родительского произвола в целях охраны детских интересов и к синтезу власти отца и матери в интересах детей.
Однако данный процесс гуманизации внутрисемейной жизни протекал достаточно медленно, болезненно и неравномерно в различных слоях общества. Долгое время сохранялись патриархально-крепостнические пережитки, тормозившие преобразования в семейно-брачных отношениях: «Наш русский народ - по природе добрый, но масса его еще коснеет в невежестве, а потому и неудивительно, если мы видим в нем примеры...жестокой тирании и к женщинам, и к детям; где страдают женщины, там терпят дети» .
Личные взаимоотношения родителей и детей, так же как взаимоотношения между супругами, регулировались гражданскими законами, не лишенными пробелов и недостатков и в этой сфере внутрисемейных отношений. В гражданском законодательстве по данному вопросу большое место уделялось моральному аспекту. По закону дети должны были оказывать родителям «чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь; служить им, в самом деле, отзываться об них с почтением и сносить родительские увещания и исправления терпеливо и без ропота» . Иными словами, действовавшее законодательство подразумевало полную зависимость детей от своих родителей. Исполнение данного закона контролировалось полицией, имеющей «попечения, чтобы молодые и младшие почитали старших и старых, чтобы дети повиновались родителям» .
Родителям в свою очередь предписывалось согласно ст. 172 Т. Х ч. 1 Свода законов «давать несовершеннолетним детям пропитание, одежду и воспитание, доброе и честное, по своему состоянию» . Однако исполнение указанных родительских обязанностей не было ничем обеспечено. Ни гражданский, ни уголовный закон не предусматривал никаких последствий отказа родителей от образования и нравственного воспитания детей: «Эти чувства не поддаются сколько-нибудь точному регламентированию со стороны закона и еще менее принудительному осуществлению» .
Согласно гражданским законам Российской империи родительская власть простиралась на детей обоего пола и всякого возраста и прекращалась «единственно смертью родителей или родителя, или лишением всех прав состояния, в том случае, когда дети не последуют в ссылку за своими родителями» . Действующее право предполагало ограничение родительской власти, четко прописывая случаи, при которых это могло произойти.
Ограничителями согласно закону являлись:
1) поступление детей в общественное училище, так как воспитательная роль переходила от родителей к начальству учебного заведения;
2) определение детей на службу, когда зависимость от родителей подрывалась новыми обязанностями и новыми отношениями;
3) замужество дочерей, когда неограниченная власть родителей заменялась такой же неограниченной властью мужа .
Во второй половине XIX в. перед отечественными юристами и общественными деятелями довольно остро встал вопрос о границах родительской власти, которые не были четко определены в действовавшем праве. К.П. Победоносцев определял родительскую власть как «существующую в интересах детей, как власть руководи- тельную и попечительную, проявляющуюся в праве воспитания, надзора и принятия домашних мер исправления» .
Наибольшие проблемы вызывал вопрос, связанный с применением «домашних мер исправления», потому что в законе не было никаких в этом отношении ограничений. Данное родительское право оставалось в совершенной неприкосновенности: «Родители для исправления детей строптивых и неповинующихся имеют право употреблять домашние исправительные меры» . Причем со стороны детей не разрешалось никакого иска на родителей в личных обидах и оскорбления (ст. 168 Т. Х Ч. 1) . Следует отметить, что этот закон не распространялся на те случаи, когда родители покушались на такие деяния, которые подлежали серьезному уголовному наказанию. Тем не менее он открывал простор для злоупотребления родительской властью, применения оскорблений, побоев и жестокости.
Доказательством может послужить следующий случай, описанный в петербургской прессе: «У портерной, напротив Юсупова сада, пьяный мужик-старик и мастеровой мальчишка вцепились в молодого парня лет 20-ти, повалили его на землю, били из всей мочи. На крики прибежал городовой. Никто не властен разбирательство чинить меж нами: я ему отец, а он, значит, мне сын,- заявил старик» .
Родители имели право использовать дисциплинарные меры за детские проступки, нарушавшие порядок и быт внутри семьи, однако они не были лишены права прибегать к тем или другим воспитательным мерам и за общие преступления детей, которые наказывались государством . В связи с этим закон не мог оградить детей от насилия в самой семье: «Наши законы о родительской власти вообще рассчитаны на мирную и согласную семью и потому не дают прямых указаний, как разрешать случаи ненормальных супружеских отношений» .
До введения судебных уставов в 1864 г. родители для вразумления особенно строптивых детей могли в соответствии с законом заключить их в тюрьму без судебного разбирательства на срок от двух до четырех месяцев. Однако уголовный департамент Сената поставил судам в обязанность давать жалобам родителей «дальнейший ход на законном основании, не обращая внимания на используемое в ст. 1592 Уложения о наказаниях выражение "без особого судебного разбирательства"» . В связи с этим постановлением с 1864 г. постепенно уменьшалось количество детей, отправленных в тюрьму родителями.
Помимо этого, в середине 70-х гг. XIX в. среди юристов большую поддержку и внимание получила идея о необходимости законодательно регламентировать границы «домашних мер исправления». Так, А.Д. Любавский выступал за ограничение прав родителей телесно наказывать своих детей при «достижении сими последними 15-летнего возраста для девочек и 18-летнего для мальчиков» и возвести этот поступок в разряд уголовно-наказуемых преступлений .
На страницах петербургской прессы активно обсуждались вопросы, касающиеся жестокости родителей по отношению к своим детям. Однако основная масса населения, в том числе и привилегированные слои общества выступали против четкой фиксации границ домашних наказаний, боясь остаться беспомощными в деле воспитания детей. «Тысячи глав дворянских семей, от великого князя Константина Константиновича до рядовой дворянки Е.А. Кравченко, отказывались видеть благо в воспитании без суровости и наказаний» . Руководствуясь в вопросах воспитания патриархальными обычаями и традициями, многие родители вполне оправдывали насильственные меры по отношению к детям: «У нас в Питере живет один купчина. Весь дом не мог ослушаться его нраву. Регулярно, каждый день, он занимался воспитание сына по домострою, т. е. "древом его бияху много"» . Более того, согласно обычному праву крестьян драка между детьми и родителями не считалась преступлением, а делом обыденным.
Согласно гражданским законам, регулировавшим отношения между детьми и родителями, последние не могли принуждать своих детей к совершению «деяний противозаконных или к соучастию в оных» . Более того, за умышленное вовлечение детей посредством родительской власти в какое-либо преступление предусматривалась высшая мера наказаний по ст. 1587 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных . Тем не менее, это не останавливало многих представителей низших слоев населения в силу своего бедственного положения отправлять детей собирать милостыню или заниматься другой противозаконной «уличной работой». Довольно часто независимо от погоды можно было встретить на улицах Санкт-Петербурга детей с шарманкой в руках, «голодные и холодные, слезы текут по их истомленным личикам» . Предприимчивые родители устанавливали определенную норму, невыполнение которой влекло за собой суровые наказания: «Домой нельзя, денег мало набрали - мама прибьет и хлеба не даст» .
Тяжело жилось детям в семьях алкоголиков, особенно если пьянствовали оба родителя. В таких ситуациях жестокие побои и издевательства применялись зачастую не как исправительные меры, а для забавы и потехи или являлись следствием безрассудного поведения ввиду алкогольного опьянения. Ярким примером может послужить дело, расследование которого провели члены общества по защите детей: «Почти каждую ночь пьяная мать, вместе с гостями приходя домой, будила спавшего ребенка [девочка 5-ти лет] и заставляла его танцевать и петь разные неприличные песни, и за это собирать подачки от посетителей» . Некоторые общественные деятели предлагали ограничить власть родителей над детьми в случае «не трезвой жизни первых» .
Скрыться от жесткого обращения родителей было едва ли возможным. Согласно ст. 170 Устава о паспортах местожительство детей полагалось только при родителях . Ребенок не мог сбежать к родственникам, друзьям или знакомым. Если же такое происходило, то родители были вправе требовать возвращения к себе детей «от всякого лица, удерживающего их у себя вопреки воле родителей» .
Гражданское законодательство предусматривало только один случай принудительного ограничения родительской власти, а именно «отдача детей родственникам православного вероисповедания или назначенным государством опекунам того же исповедания в том случае, если родители нарушили свою обязанность по воспитанию детей в православной вере» . Отсюда можно сделать вывод, что законодатели больше заботились о религиозном воспитании, нежели о физическом и нравственном здоровье детей.
Понимая все бессилие закона, многие общественные деятели выступали с призывом об организации специальных обществ, «покровительствующих детям, для заботы об улучшении их физического и нравственного состояния; для защиты против несправедливого и жестокого обращения с ними» . Ярким примером такой организации может послужить петербургское «Общество попечения о бедных и больных детях», открывшее в 1892 г. под своим попечительством отдел «Защита детей». За шесть лет работы члены отдела защитили 200 детей от жестокого обращения родителей . При подобных организациях существовали приюты и учебные заведения, куда и помещали детей. Одним из примеров может послужить судьба 13-летнего сына вдовы чиновника. Женщина совершенно пренебрегала материнскими обязанностями по отношению к своему сыну Николаю. Как выяснилось из расследования участкового попечителя отдела «Защита детей», она не обращала ни малейшего внимания на воспитание и образование мальчика, но вместе с тем за каждый проступок ребенка била его, морила голодом и запирала на целые дни в самые грязные места. Узнав о положении мальчика от сослуживца его отца, «Отдел озаботился судьбой ребенка и поместил его в Сельскохозяйственную школу Общества попечения о бедных и больных детях» .
Помимо школ и приютов, общественные организации помещали детей «на свой счет в благонадежную семью». Такая участь постигла дочь крестьянки Татьяны, сожитель которой, «крестьянин П., буйного нрава, ведущий нетрезвую жизнь и отличающийся безнравственными наклонностями», вздумал обратить внимание на малолетнюю девочку: «С этих пор в квартире П. начались тяжелые сцены: мать силой вырывала ребенка из рук сожителя» . Следует отметить, что подчас полиция оказывала помощь представителям общественных организаций при изъятии детей из неблагополучных семей , несмотря на свои обязанности защищать родительскую власть.
Несмотря на то, что все эти действия были незаконными, редко кто из родителей пытался потребовать своих детей назад: одни были рады избавлению от «лишнего рта», другим было просто все равно, где и что с их ребенком, третьи (чаще всего матери) были рады такому стечению обстоятельств, желая оградить своих детей от пьянства, жестокости и насилия в семье. российский империя воспитание преступность
Жестокость по отношению к детям и безнравственное поведение в семье были характерны не только для «низов общества» или «маргинализировавшихся» дворян, но и для вполне респектабельных представителей первенствующего сословия» . В связи с этим остро встал вопрос о законодательном закреплении возможности передачи родительских прав постороннему лицу, исходя из интересов ребенка. Однако решения по данному вопросу допускались только центральной администрацией и только для дворян при наличии связей и протекций. «Сенаторы и чины Канцелярии прошений твердо выступали за "непоколебимость" родительской власти, несмотря ни на какие бытовые условия» , поэтому почти все конфликты и судебные разбирательства из-за детей между «посторонними лицами» и родителями заканчивались в пользу последних.
Постоянное насилие и отсутствие должного ухода в некоторых случаях приводили к смерти ребенка, за что родители несли суровое наказание перед уголовным судом. Вместе с тем именно предумышленные убийства новорожденных и малолетних детей составляли достаточно многочисленную группу преступлений. Чаще всего убитые или оставленные без помощи младенцы имели статус незаконнорожденных, что и обусловливало во многом преступные действия матерей.
За 1862 г. в Санкт-Петербурге было зарегистрировано 4269 незаконнорожденных детей, а в 1870 г. - 4916 . Несмотря на то, что законнорожденных было в три раза больше (в 1862 - 12338 , а в 1870 - 14656 ), количество детей, рожденных вне брака, составляло довольно внушительную цифру.
Согласно своду законов Российской империи, к категории незаконнорожденных относились:
а) дети, рожденные вне брака, даже если впоследствии их родители «были сопряжены законным браком»;
б) дети, произошедшие в прелюбодеянии;
в) дети, рожденные «по смерти мужа матери или по расторжении брака разводом, когда со дня смерти мужа матери или расторжения брака до дня рождения сего младенца протекло более трехсот шести дней»;
г) дети, рожденные в браке, который впоследствии был призван незаконным;
д) дети, рожденные в браке, который был расторгнут по причине «доказанной неспособности мужа к супружескому сожитию» .
Довольно трудно определить, из какой группы незаконнорожденные младенцы чаще всего становились жертвами матерей- убийц, однако можно предположить, что в группу риска входили, прежде всего, дети, рожденные от прелюбодеяния, или в том случае, когда девушка или женщина еще не состояла в браке. Анализ статистических данных показал, что возраст осужденных по ст. 1451 (детоубийство и оставление без помощи новорожденного) варьировался от 14 до 45 лет, причем наибольшее число приходилось на возрастные категории 14-20 и 20-30 лет . Причины, толкавшие матерей на детоубийство, были достаточно разнообразны. Если говорить о девушках в возрасте от 14 до 20 лет, то здесь, без сомнения, решающую роль играл стыд и страх за свою дальнейшую судьбу: «Как часто девушки отдаются ухаживателям, веря их обещаниям жениться, а потом оставляются на произвол судьбы; до какой патологической высоты достигает суровость общественного мнения в случаях полового греха женщины» . Страх потери чести и позора перед обществом, страх быть выгнанной из родного дома - все это придавало решимости молодым девушкам в их страшном деянии. Для женщин, состоявших в официальном браке, появление незаконнорожденного ребенка как фактическое доказательство прелюбодеяния, также грозило общественной оглаской и стыдом.
Бывали случаи, когда матерей пугал сам статус «незаконнорожденный ребенок» и связанное с ним ограничение прав. Согласно законам Российской империи незаконнорожденные, независимо от звания их матерей, приписывались к податным обществам и по достижению ими совершеннолетия (21 год) начинали платить подати и выполнять повинности . Незаконнорожденные дворяне не могли пользоваться правами и преимуществами сословного происхождения, и были лишены права поступления на военную службу . Другим важным ограничением было отсутствие права незаконнорожденных детей на фамилию отца. Вместо этого они получали «прозвище», нередко выдававшие их происхождение .
В крайне запутанном состоянии находились личные отношения матери и ее незаконнорожденного ребенка. Согласно гражданскому законодательству у незаконных сыновей отсутствовало право на льготу по воинской повинности как единственных кормильцев престарелых матерей . Данный закон превращал мать с сыном в совершенно чужих друг другу людей.
Что касается имущественных и наследственных прав незаконнорожденных, то законы Российской империи не давали им права наследовать имущество родителей и их родственников без оставленного в их пользу завещания . Непросто складывалась ситуация и с обеспечением незаконнорожденных детей. Если мать незаконного ребенка решалась получить деньги на его содержание через суд, то она должна была выступить и как истица при возбуждении дела, и как обвиняемая в противозаконном сожитии, что предполагало наказание в форме церковного покаяния . Более того, дети, родившиеся от прелюбодеяния, вообще не имели никаких прав на содержание, и только в 1893 г. под воздействием «требований жизни» Сенат отказался от точного следования этому закону .
В затруднительном положении в вопросах содержания и материального обеспечения находились незаконнорожденные дворяне. Государство оказывало помощь посредством воспитательных приютов и пенсий, только если речь шла о бедном и непривилегированном населении. Незаконные дети дворян были лишены финансовой помощи от государства .
Таким образом, приобретение ребенком статуса незаконнорожденного влекло за собой множество как моральных, так и материальных проблем, которые оказывались непреодолимыми для малообеспеченных слоев населения. В связи с этим некоторые женщины решались на убийство своих незаконных детей, дабы избавить и их и себя от будущих жизненных неурядиц и трудностей.
Бывали случаи, когда матери шли на убийство вполне законных младенцев. Поводом для детоубийства являлось крайне бедственное положение в семье, когда женщина, истощенная непосильной работой, голодом, да еще и пьянством и побоями мужа, сразу же избавлялась от «лишней заботы». Исследователи женской преступности второй половины XIX в. среди причин, побуждающих женщин к совершению преступления, довольно часто выделяли именно огромное количество тягостей и невзгод, выпадающих на долю простолюдинки: «Женщине из народа тем труднее бывает выносить болезненное состояние (беременность, роды, кормление грудью), что она при нем не избавляется от исполнения обязанностей хозяйки. Именно на женщину из простонародья обрушивается специальный род испытаний в виде пьянства и насилия мужа и отца» .
Дети росли, становились старше, и вот уже родители превращались в объект для насилия. Жестокость детей по отношению к родителям в большинстве случаев проявлялась по достижении ими довольно зрелого возраста, когда физическая сила, новое материальное или социальное положение помогали дать отпор родительской власти.
Неподобающее отношение детей к родителям во многом было обусловлено воспитанием ребенка и той обстановкой в семье, где он рос. Будучи свидетелем постоянных ссор между родителями, которые, «нисколько не стесняясь, при детях осыпают друг друга бранью, упреками», у ребенка начинает постепенно зарождаться «не только неуважение к человеку вообще, но даже к отцу и матери» .
Причины жестокого обращения, побоев и даже убийств детьми своих родителей, как правило, были связаны с действиями родителей по отношению к ним в детстве и юности: одни мстили за «горькое и безрадостное детство», другие за отдельные обиды и оскорбления, третьи, за несчастный брак. Ведь, несмотря на то, что по ст. 1586 Уложения о наказаниях принуждение детей к браку составляло уголовное преступление, наказуемое тюрьмой от 1 года до 4 месяцев, гражданские законы давали возможность родителям влиять на решения детей, запрещая вступать в брак без дозволения родителей «безразлично в каком возрасте и социальном положении дети (ст. 6 Т. Х ч. 1)» .
Подводя итог, можно сделать вывод, что проблема насилия родителей по отношению к детям во второй половине XIX в. была связана, прежде всего, с недостатками гражданского и уголовного законодательства, которые способствовали сохранению патриархальных пережитков во внутрисемейном укладе большинства населения страны. В действующем праве Российской империи не были четко определены пределы и границы родительской власти, что вело к ее злоупотреблению. Кроме того, закон не давал прямой возможности детям спастись от совместной жизни с родителями-тиранами, перейдя под покровительство других лиц. Что касается традиций и обычаев в вопросах воспитания детей, то идея отказа от физического насилия только начала пробивать себе дорогу. Даже для представителей привилегированного сословия «порка детей, лишение их еды или запирание в темном чулане и другие меры воздействия воспринимались как вполне допустимые» .
Вместе с тем такие деяния, как предумышленное детоубийство, чаще всего касались незаконнорожденных детей в связи с многочисленными моральными и финансовыми трудностями, обусловленными правовой неполноценностью незаконнорожденных, а также сильном неприятии в обществе случаев «полового греха женщины». Убийство законнорожденных младенцев иногда происходило в семьях беднейших слоев городского населения, являясь результатом крайней нужды, пьянства и безнравственного образа жизни.
Данные обстоятельства наложили существенный отпечаток на детскую преступность по отношению к родителям, вызванную в большинстве случаев попытками уберечь себя от «неограниченной» родительской власти и отомстить за детские обиды. Ощутимые результаты либеральных перемен в семье можно наблюдать только к концу XIX в: «Ограничение отцовского и супружеского произвола, расширение прав жены и охрана детских интересов возвысили нравственный уровень семьи» .
Список литературы
1. Боровиковский А. Отчет судьи. Т.П. - СПб.: тип. А.С. Суворина, 1892.
2. Веременко В.А. Дворянская семья и государственная политика России (вторая половина XIX - начало XX в.). - СПб.: Европейский Дом, 2007.
3. Гуревич И. Родители и дети. - СПб.: Изд. Я. Канторовича, 1896.
4. Гюбнер Ю. Статистические исследования санитарного состояния Санкт-Петербурга за 1870 год. - СПб.: тип. В.И. Головина, 1872.
5. Зеланд Н. Женская преступность. - СПб.: тип. А.А. Пороховщикова, 1899.
6. Канторович Я.А. Законы о детях. - СПб.: тип. К.Н. Плотникова, 1873.
7. Лазаревич И. Внимание к детям и матерям. - Харьков: тип. М. Зильберберга, 1869.
8. Общество попечения о бедных и больных детях. Отдел «Защита детей». - СПб., 1898.
9. Петербургский листок. 1865. №41.
10. Петербургский листок. 1865. №53.
11. Петербургский листок. 1865. №64.
12. Петербургский листок. 1865. №74.
13. Покровская М.И. Вопросы воспитания. - СПб.: тип. И.Н. Скороходова,
14. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Собр. 2. Т. XXXVI-XL. 1861-1865. - СПб.: Гос. тип., 1863-1870.
15. Решения Гражданского Департамента Правительствующего Сената за 1876 год. - СПб.: Сенатская тип., 1876. № 199.
16. Свод статистических сведений по делам уголовным, производившимся в 1873-1884; 1886-1888; 1890; 1893; 1897 году. - СПб.: Сенатская тип., 18741876; 1878; 1879; 1883-1885; 1887; 1888; 1890-1892; 1895; 1897; 1901.
17. Статистические таблицы Петербургской губернии за 1862 год. - СПб., 1863.
Размещено на Allbest.ru
Подобные документы
Криминологическая характеристика и особенности семейно-бытовой преступности, ее причины, социальные последствия, методы борьбы с данным видом преступности. Профилактические мероприятия по недопущению преступлений в сфере семейно-бытовых отношений.
курсовая работа , добавлен 20.04.2015
Показатели преступности и способы их исчисления. Отличие между фактической, зарегистрированной и латентной преступностью. Латентная преступность. Причины латентной преступности и методы её измерения. Изменение преступности во второй половине ХХ века.
реферат , добавлен 15.10.2008
Анализ понятий "быт", "бытовые отношения"; криминологическая характеристика и детерминанты современной бытовой преступности. Состояние, динамика, структура и тенденции бытовых преступлений; социально-психологические аспекты личности бытового преступника.
курсовая работа , добавлен 29.01.2012
Исследование процесса создания единого германского государства в виде Второй империи. Анализ конституции Германской империи 1871 года. Описания самой крупной кодификации в истории французского права. Характеристика кодификационных работ того времени.
контрольная работа , добавлен 11.10.2013
Правовое регулирование алиментных отношений в Российской Федерации. Алиментные обязательства родителей и совершеннолетних детей, основания их возникновения и прекращения. Ответственность за нарушение алиментных и иных связанных с ними обязанностей.
дипломная работа , добавлен 23.04.2014
Изучение правового статуса монарха и юридического положения сословий по Соборному Уложению 1649 г. Общая характеристика "Полного собрания законов Российской империи" и Свода законов Российской империи 1832 года. Общественные отношения у древних славян.
контрольная работа , добавлен 29.10.2014
Предпосылки возникновения МВД Российской Империи. Этапы реформирования МВД России в XIX – первой половине ХХ века. Структура и функциональные особенности Министерства внутренних дел, определение его компетенции, прав и обязанностей, значение в обществе.
курсовая работа , добавлен 15.03.2012
Характеристика уровней криминологической профилактики: общий, групповой, индивидуальный. Анализ количественных показателей преступности (объем, уровень и динамика). Рекомендации по преодолению негативных тенденций роста молодёжной преступности.
контрольная работа , добавлен 13.07.2014
Общая характеристика закона, регулирующего правоотношения в сфере авторского права. История авторского права в Российской империи и анализ его норм в области издательского дела. Суть изменений в данной сфере во второй половине 20-х годов ХХ века.
курсовая работа , добавлен 25.02.2011
Формы устройства детей, оставшихся без попечения родителей, предоставление статуса. Законодательно установленные формы устройства детей, лишенных родительского попечения. Опека и попечительство как форма воспитания детей, оставшихся без родителей.
Реформы Петра I положили начало новому периоду в развитии семейного права. Прежде всего, усиливается роль светского законодательства, в основном императорских указов, служащих для восполнения пробелов в каноническом праве.
Решающее значение стало придаваться добровольности вступления в брак. По указу Петра I, действовавшему, правда, непродолжительное время, родственники лиц, вступающих в брак, обязаны были приносить присягу в том, что не принуждали жениха и невесту к браку.
Это положение затем получило закрепление в Своде Законов Российской Империи. Статья 12 Законов гражданских указывала, что «брак не может быть законно совершен без добровольного и непринужденного согласия сочетающихся лиц». Указом 1722 г. было запрещено женить «дураков, которые ни в науку, ни в службу не годятся».
В 1721 г. православные христиане впервые получили в России возможность вступать в браки с христианами других конфессий. Это нововведение было связано с тем, что после войны России со Швецией Петр I хотел поселить пленных шведов в Сибири и привлечь их к ее освоению, дав им российское гражданство.
В 1810 г. Синод составил перечень запрещенных степеней родства. Согласно каноническим правилам запрещались браки восходящих, нисходящих родственников, а также боковых родственников до седьмой степени включительно. До такой же степени запрещались и браки между свойственниками. Светское законодательство распространило ограничения только до четвертой степени бокового родства и свойства. Препятствием к браку по-прежнему оставалось и духовное родство.
В 1744 г. Указом Синода были запрещены браки лиц старше 80 лет. «Брак от Бога установлен, - гласит Указ, - для продолжения рода человеческого, чего от имеющего за 80 надеяться весьма отчаянно». В 1830 г. повышается возраст для вступления в брак до 18 лет для мужчин и до 16 лет для женщин. Для вступления в брак необходимо было получить согласие родителей, независимо от возраста жениха и невесты (ст. 6 Законов гражданских). Брак, заключенный без согласия родителей, тем не менее, признавался действительным, но дети лишались права наследовать имущество родителей по закону, если родители их не простили. Лица, состоявшие на гражданской или военной службе, обязывались получить согласие на брак своего начальства (ст. 9 Законов гражданских). За брак, заключенный без такого разрешения, они подвергались дисциплинарному взысканию.
Развод в период империи становится все менее свободным. Развод по взаимному согласию прямо запрещается ст. 46 Законов гражданских. Поводами к разводу являлись:
· прелюбодеяние любого из супругов;
· двоебрачие;
· неспособность к брачному сожитию;
· безвестное отсутствие супруга свыше 5 лет, если оно не было вызвано виновным поведением оставшегося супруга;
· покушение на жизнь супруга;
Прелюбодеяние являлось одновременно уголовным преступлением и могло рассматриваться также уголовным судом по жалобе другого супруга.
Процедура развода в императорской России была очень сложной. Бракоразводный процесс осуществлялся судами Духовных консисторий. Сам процесс носил смешанный состязательно-розыскной характер. Решение выносилось на основании формальной оценки доказательств, т.е. решающее значение придавалось не убедительности доказательств для судей, а наличию строго определенных доказательств, которыми, например, при прелюбодеянии, являлись показания двух или трех свидетелей-очевидцев.
Брак между католиками был нерасторжим, дозволялась только сепарация - судебное разлучение супругов. Вступить в новый брак супруги, получившие решение о сепарации, не могли. Протестантская церковь допускала большую свободу разводов, в том числе и при «отвращении супруга к брачной жизни».
По иудейским религиозным законам муж мог развестись со своей женой при наличии любой серьезной причины. Жена же имела право требовать развода только в строго определенных случаях.
Личные права и обязанности супругов в период империи также претерпели существенные изменения. Прежде всего, с восприятием европейских форм жизни изменилось само положение женщин в обществе. Власть мужа, формально сохранившаяся до 1917 г., приобретает более цивилизованные формы. С 1845 г. муж не вправе подвергнуть жену физическому наказанию. Насильственное пострижение в монахини также становится невозможным.
Место жительства супругов определялось по месту жительства мужа. Жена обязана была следовать за ним, в противном случае она могла быть водворена в дом мужа принудительно. Только ссылка мужа освобождала жену от этой обязанности.
Особенно негативным было отношение законодателей к введению гражданского брака. Гражданский брак не только не допускался в самой Российской Империи, Россия так никогда формально и не признала гражданские браки, заключенные в странах, где они существовали. В 1902 г. Россия отказалась подписать Гаагскую конвенцию, так как она предусматривала взаимное признание браков, заключенных в иностранных государствах по их законам.
Единственной уступкой стало разрешение раскольникам заключать гражданские браки, подлежавшие регистрации в полицейском управлении.
В петровские времена смягчается власть родителей над детьми: родители уже не вправе насильственно венчать своих детей или отдавать их в монастырь.
Право родителей применять физические наказания в отношении детей так и не было отменено в дореволюционной России. Начиная с XVIII в. оно постепенно стало ограничиваться запретом калечить и ранить детей, а также ответственностью за доведение их до самоубийства.
Родители по-прежнему могли использовать и публично-правовые меры против непокорных детей. Уложение о наказаниях (ст. 1593) разрешало по требованию родителей заключать детей в тюрьму на срок от трех до четырех месяцев за неповиновение родителям или развратную жизнь. В XIX в. такая мера стала настолько противоречить существующим в то время в обществе представлениям, что губернаторы, к которым родители все еще изредка обращались с подобными требованиями, отказывались ее осуществлять.
В Своде Законов (ст. 161 Законов гражданских) было записано, что «власть родителей простирается на детей обоего пола и всякого возраста с различием в пределах, законом для сего поставляемых». Родительская власть несколько ограничивалась с поступлением сыновей на службу и выходом дочерей замуж, поскольку дочь не могла одновременно находиться под неограниченной властью мужа и родителей.
Лишения родительских прав российское законодательство того времени не знало, за исключением одного случая: православные родители могли быть лишены родительских прав, если они воспитывали своих детей в иной вере.
Формальное существование столь сильной родительской власти постепенно все более перестает соответствовать общественным представлениям. Это положение прекрасно охарактеризовал Г.Ф. Шершеневич. «Объектом права личной власти, - писал он, - является само подвластное лицо, а не какие-либо действия с его стороны. Однако в настоящее время, с признанием личности за каждым человеком, эти права попадают в безвыходное противоречие с нормами, охраняющими свободу каждого лица... Отсюда обнаруживается теоретическая несостоятельность этих прав и практическая их неосуществимость».
В XVIII в. незаконнорожденные дети следовали состоянию матери, но дети дворянок не получали дворянства, хотя нередко оно им жаловалось императорским указом. Отец обязан был только содержать незаконнорожденного ребенка и его мать, но это содержание рассматривалось не как алименты, а в качестве возмещения вреда.
Узаконение детей в XVIII в. осуществлялось только по высочайшему повелению, каждый раз в индивидуальном порядке. В XIX в. правила об узаконении менялись чрезвычайно часто. В царствование Александра I стало разрешаться узаконение детей, рожденных до брака, в случае вступления их родителей в брак между собой. Это правило не распространялось на детей, рожденных от прелюбодеяния. При Николае II издается высочайшее повеление, запрещающее такое узаконение. При Александре II оно опять разрешается.
Усыновление в России традиционно разрешалось свободно всем сословиям, кроме дворян, которые могли усыновлять лишь при отсутствии нисходящих и боковых родственников той же фамилии. Усыновление допускалось только в отношении родственников, но не чужих детей. Усыновление дворянами каждый раз оформлялось индивидуальным актом императора.
Крестьяне могли усыновлять путем приписки ребенка к своему семейству, но право на надел он приобретал только в том случае, если усыновление было произведено с разрешения общины.
Дворянская семья
Среди дворянства рано утвердилось правило женатым детям жить отдельно от родителей, благодаря чему среди них уже в XVIII в. безраздельно преобладала малая семья. Это объяснялось сначала обязательностью (до 1762 г.), а затем необходимостью государственной службы для всех совершеннолетних мужчин. Но внутрисемейные отношения как в составных, так и в малых дворянских семьях строились на тех же принципах: на иерархизме, всевластии главы семьи, на зависимости функций, прав и обязанностей члена семьи от пола и возраста, на господстве общих семейных интересов над индивидуальными, на приоритете роли, которую играет человек в семье и обществе, на слабой автономии семьи от общества и на огромном значении общественного мнения для семьи. Дети подчинялись родителям, жены -- мужьям. Это казалось необходимой и незыблемой основой общественного порядка. Известный русский историк XVIII в. И. Н. Болтин писал в 1788 г.: «Природа учинила жену, подвластную мужу. Давши жене равные права правам мужним в противность законов природы, превращается домашнее устройство в нестроение, тишина и спокойствие -- в молву и мятеж. <...> Хотеть сделать мужа и жену равными есть противоборствие порядку и природе, есть буйство, бесчиние, безобразие. <...> Государственная польза требует, чтобы жена была подчинена мужу; требует того польза сочетавшихся и польза их детей и домашних».
В дворянских, как и в крестьянских, мещанских и купеческих, семьях, а также в школах преобладало суровое отношение к детям, в большой чести были физические наказания. Подобное отношение к детям в период их воспитания и обучения в лучших сочинениях XVIII в. оправдывалось тем, что «детская натура по существу зла и что необходима усиленная борьба с заложенными в душе ребенка зачатками пороков», что дети, воспитанные в строгости, «более наклонны будут к добру». «Отец мой чрезвычайно был к детям своим строг и взыскателен, и я в жизнь свою ничего так не боялся, как гнева отца моего», -- засвидетельствовал В. Н. Геттун (1771--1848), родившийся на Украине в семье помещика и ставший впоследствии крупным чиновником. В воспитании «главным принципом было держать детей в черном теле», подтверждает Е. А. Сабанеева (1829--1889), выросшая в помещичьей семье среднего достатка. Известный писатель граф В. А. Соллогуб (1813--1882), вспоминая свое детство в богатой дворянской семье, говорит о том, что «в то время любви детям не пересаливали. <...> Их держали в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и они чувствовали, что созданы для родителей, а не родители для них». Разумеется, в каждой семье дети росли и воспитывались по-разному, так, как казалось правильным их родителям. Существовали семьи, где детей баловали, предоставляя им большую свободу, но они были немночисленны -- общий дух времени откладывал свою печать на обращение с детьми в большинстве семей. Сказанное о трудном детстве в дворянских семьях как будто противоречит хорошо известным классическим художественным произведениям, имеющим автобиографический характер, таким как «Детство» Л. Н. Толстого (1852), «Детские годы Багрова внука» С. Аксакова (1856) и др. Но, как показал американский историк А. Уачтел, это были псевдоавтобиографии, в которых отражено не столько истинное положение детей, сколько дворянский миф о прошедшем золотом веке, когда все было прекрасно.
Телесные наказания применялись к детям и в дворянских семьях, преимущественно к мальчикам, но более всего в школах. Начиная с XVII в. и до 1860-х гг. телесные наказания считались главным воспитательным средством. О жестоких телесных наказаниях в Морском кадетском корпусе в конце XVIII--начале XIX в. пишет в своих воспоминаниях декабрист В. И. Штейнгейль: «Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет. Каждую субботу подавались ленивые сотнями, и в дежурной комнате целый день вопль не прекращался. Один прием наказания приводил сердца несчастных детей в трепет. Подавалась скамейка, на которую двое дюжих барабанщиков растягивали виновного и держали за руки и за ноги, а двое со сторон изо всей силы били розгами, так что кровь текла ручьями и тело раздиралось в куски. Нередко отсчитывали до 600 ударов и более, до того, что несчастного мученика относили прямо в лазарет». В лучшей школе Петербурга 1830-х гг. -- Аннинском училище «кроме многих легких наказаний за леность и шалости, -- вспоминал его ученик В. Я. Стоюнин, -- пользовались и другими, более чувствительными -- обыкновенным сечением, карцером и сечением по ладоням. К двум первым прибегали редко, зато последнее было почти в ежедневном ходу». О широкой распространенности телесных наказаний говорят следующие данные. В 1858 г. в 11 гимназиях Киевского учебного округа из 4109 учеников телесному наказанию подвергся 551, или 13%, в одной гимназии -- даже 48% учеников.
Между матерями и дочерьми и между отцами и сыновьями было мало истинной любви и эмоциональной привязанности, преобладали отношения идентификации и руководства. В идеале -- брак по любви, в жизни -- по указанию родителей, которые, однако, принимали во внимание прежде всего семейные интересы и материальные выгоды и во вторую очередь -- склонности детей. В некоторых, в том числе переводных с французского языка, руководствах для женщин, которым русские дамы особенно доверяли, рекомендовалось: «...девица, желающая быть супругой, не должна опираться на столь слабый тростник, как страсть, любовь, отвергающую всякий порядок, обещающую земной рай своим слепым последователям». На первом месте при заключении брака находились не чувства или даже не интересы жениха и невесты, а интересы двух семей, поскольку брак являлся соглашением не двух человек --жениха и невесты, а двух семей, двух родов. Такой подход к браку был типичным для дворян, начиная от бедных и кончая титулованными и императорскими особами.
Но указ Петра I о запрещении принуждать к вступлению в брак тем не менее соблюдался. У детей спрашивали согласия и приватно, и публично и, как правило, его получали. А. Т. Болотов в подробностях описывает в своих мемуарах сватовство, помолвку и свадьбу своей дочери в 1793 г. Он и его жена два дня добивались согласия дочери на очень перспективный с точки зрения фамильных связей и материальных выгод брак, так как «не хотели ее неволить». Но что могла ответить девушка, если с женихом не была знакома, а лишь несколько раз его видела? Естественно, дочь ориентировалась на мнение родителей. В первый день, по словам Болотова, «дочь не имела от жениха отвращения и почти выттить (выйти замуж. -- Б. М.) за него согласилась». На второй день «наконец, сочтя, что по стечению всех обстоятельств оказывалось, что была на сие воля Господня, и предавшись на Его святой произвол, решилась она изъявить свое согласие и дала слово». О формальном соблюдении требования согласия жениха и невесты на вступление в брак писали и юристы, указывая многочисленные способы, которыми пользовались родители при давлении на детей.
При добровольно-принудительном характере заключения браков отношения супругов лишались любви и сильной привязанности, были слабо эмоционально окрашены. Применительно к XVI--XVII вв. американская исследовательница Е. Левин считает, что понятия любви и эмоциональной привязанности между супругами были чужды русским в то время (надо за метить: западным людям -- почти в той же мере). Сам Болотов был жертвой такого брака, но все его дети в матримониальных делах пошли по стопам родителя. Он жаловался в своих записка х, что после его свадьбы в 1765 г. «свычка наша (с женой. -- Б. М.) шла очень медленными стопами <...> Но что всего важнее, то к самому себе не мог я от ней (иметь. -- Б. М.) ни малейших взаимных ласк и приветливости». Его надежда найти в жене человека, с которым бы он мог «разделять все свои душевные чувствования и все радости и утехи в жизни, сообщать обо всем свои мысли, заботы и попечения, пользоваться советами и утешениями», не сбылась. Такого человека он, однако, нашел в своей матери. И это было общим правилом. Женщина, не имевшая глубокой эмоциональной привязанности к своему мужу, находила ей компенсацию в любви к сыновьям, но не к дочерям, которых она была обязана наставлять, учить, но не любить. Такие же отношения были характерны и для русских императорских семей.
Возможно, мужчины, которым позволяли средства, находили выход в бигамии, другие -- в интимных связях со своими крепостными девушками, что, несмотря на запрещение закона, было довольно распространено. Некоторые помещики не довольствовались одной любовницей и заводили целые гаремы.
Отсутствию глубоких эмоциональных привязанностей между родителями и детьми способствовали способы воспитания и образования дворянских детей. В зажиточных семьях сразу после рождения ребенок переходил на попечение кормилицы и нянек. С 5--7 лет к нему приставляли домашних учителей и гувернеров. Затем он поступал в какое-нибудь учебное заведение, по окончании которого мужчины шли на службу, а женщины выходили за муж. В бедных дворянских семьях до поступления в учебное заведение воспитанием и образованием занимались сами родители. Для дворян в XVIII в., так же как для крестьян, мещан и купцов, самостоятельная жизнь начиналась рано. Как правило, всякое учение заканчивалось к 16 годам, если образование продолжалось за границей, -- к 18--20 годам. С этого возраста молодые люди вступали на поприще, какое кому предназначалось по положению и образованию, -- военное, гражданское, придворное. «В 15 лет уже оканчивалось воспитание мальчиков, -- писал крупный чиновник Ф. Ф. Вигель (1786--1856). -- Полагали, что они уже всему выучены, и спешили их отдать в службу, чтобы они ранее могли выйти в чины». Гражданская служба могла начинаться еще раньше -- с 13--14 и даже с 10 лет. Дети бедных дворян и чиновников нередко были вынуждены заниматься какой-нибудь канцелярской работой с детского возраста. Эта традиция XVII в. просуществовала до начала XIX в., постепенно отмирая по мере повышения требований к служебной годности чиновников. Но 16--18 лет считались нормальным возрастом для начала службы и в первой половине XVIII в.
Зависимость детей от родителей и значение родственных, фамильных связей имели столь большое значение, что даже после женитьбы взрослые дети, которые, как правило, жили отдельно от родителей, обязаны были считаться с их мнением, принимать важные решения после совета с ними, демонстрировать им свою любовь, преданность и покорность. Таковы были правила, и нарушение их влекло за собой потерю доброго имени в обществе и лишение наследства, которое при нормальных обстоятельствах переходило к женщинам после смерти матери, к мужчинам -- после смерти отца, но в конечном счете зависело от завещания.
Как видим, дворянская семья строилась на тех же принципах, что и семьи крестьян и торгово-промышленного населения города. Она так же была интегрирована в дворянскую корпорацию, как крестьянская семья -- в общину, мещанская -- в мещанское, купеческая -- в купеческое общество. Но между дворянской семьей и семьями простого народа существовали различия. Господство главы семьи в дворянских семьях носило утонченный, просвещенный характер. Детей физически наказывали, но не столь сильно, как в крестьянских или мещанских семьях. Однако как просвещенный абсолютизм не переставал быть абсолютизмом, так и просвещенный авторитаризм оставался авторитаризмом. Известный юрист М. А. Филиппов считал, что положение женщин и детей в семьях привилегированных сословий ничем практически не отличалось от положения крепостных: во всех важных вопросах они должны были получать согласие-благословение главы семьи. Лишь в семьях, где женщины имели значительную собственность и в материальном отношении были абсолютно независимы от своих мужей, они имели самостоятельность. Но это были немногочисленные семьи богатых и знатных фамилий.
Второй существенной особенностью дворянских семей являлось то, что в течение XVIII в. дворянство постепенно отказывалось от традиционных русских обрядов и принимало европейские ритуалы семейной жизни. Возьмем, к примеру, свадьбу. Известный бытописатель А. Терещенко заметил в 1848 г.: «Обряд свадеб боярских, дворян и простого звания был весьма долгое время единообразно общий и отличался только пышностью». Но начиная с царствования Петра I обряды стали быстро европеизироваться. «В царствование Елизаветы изменились свадьбы еще более, а ныне дворянство и простое сословие отправляет их совершенно отдельно (по -разному. -- Б. М). Дворянство, особенно живущее в столицах, в больших городах, заимствуя иностранные обыкновения, отчуждалось от отечественных <...> Венчание сопровождается пышным поездом, а свадьба заменяется нередко бальною музыкою и роскошным вечерним угощением <...> Вообще едва остались следы прежних свадеб между дворянством, и должно сказать к чести купеческого сословия, особенно простого, что оно бережет еще предания старины». Однако случилось это далеко не сразу. В 1760-е гг. в дворянских семьях еще практиковался обычай публичной проверки целомудрия невесты путем демонстрации простыни. После застолья молодые удалялись, а гости дожидались свидетельства целомудрия, чтобы поздравить невесту и ее родственников. «Сие обыкновение почиталось так свято, -- свидетельствовал А. Т. Болотов, -- что и помыслить было невозможно о преступлении оного».
Во второй четверти XIX в. русское образованное общество захватили идеи просвещения и романтизма, которые поднимали значение личности, женщины, любви, детей в жизни человека. Тогда же появились журналы для женщин, и вопрос о женской эмансипации впервые стал предметом внимания русского общественного мнения. Под влиянием новых идей внутрисемейные отношения в дворянских семьях мало-помалу начали гуманизироваться. По свидетельству Е. П. Яньковой (1768--1861) -- представительницы богатого и культурного дворянства, отношения между родителями и детьми в 1850-е гг. решительно отличались от того, что было в конце XVIII--начале XIX в. «В то время дети не бывали при родителях неотлучно, как теперь, и не смели прийти, когда вздумается, а приходили поутру поздороваться, к обеду, к чаю и к ужину или когда позовут за чем -нибудь. Отношения детей к родителям были совсем не такие, как теперь; мы не смели сказать: за что вы на меня сердитесь, а говорили: за что вы изволите гневаться <...> Мы наших родителей боялись, любили и почитали. Теперь дети отца и матери не боятся. В наше время никогда никому и в мысль не приходило, чтобы можно было ослушаться отца или мать и беспрекословно не исполнить, что приказано», дети не смели при родителях сесть без разрешения, отвечали не иначе, как стоя, и т. д. «Такого панибратства, как теперь, не было; и, право, лучше было, больше чтили старших, было больше порядка в семействах и благочестия <...> Теперь все переменилось». Особенно сильно изменились отношения между матерями и дочерьми. Лишенные возможности найти применение своим силам на общественном поприще, образованные дворянские женщины стали активно заниматься воспитанием и образованием своих дочерей, так как образование мальчиков по традиции было прерогативой отцов и выбранных последними домашних учителей и учебных заведений. Уже в середине XI X в. влияние матерей оказалось очень существенным: они поощряли дочерей к отходу от традиционно уготованной роли женщины, замкнутой в среде семейных отношений, пробуждали в них интерес к общественной и политической жизни, воспитывали в дочерях чувство личности, самостоятельности. Плоды такого воспитания сказались через 10--20 лет: русское революционное движение привлекло в свои ряды десятки женщин из привилегированного класса.
В пореформенное время процесс демократизации семейных отношений пошел значительно быстрее, так как получил поддержку в общественном мнении и в правительственной политике по женскому вопросу. Педагогическая наука, а вслед за ней и общественное мнение выступили реши - тельными поборниками партнерских, гуманных отношений между родителями и детьми. Ребенок больше не рассматривался как существо, наполненное злыми чувствами и помыслами, которые следовало вышибать из него строгим наказанием. Книга В. Н. Жук «Мать и дитя», посвященная пропаганде новых отношений между родителями и детьми с первых лет жизни ребенка, в течение 1880--1914 гг. выдержала 10 изданий. Большой популярностью пользовались книги Е. И. Конради и П. Ф. Каптерева,205 посвященные той же проблеме. Телесные наказания были запрещены в школе и вытеснялись из семьи. По мнению некоторых педагогов, в 1860--1870-е гг. родители в своем либерализме зашли так далеко, что забыли о всякой дисциплине.
«Прежде (в крепостное время. -- Б. М.) воспитывали только страхом. Служебные отношения низших к высшим, крепостных к господам, детей к родителям--все сдерживалось только страхом, боязнью прогневать власть имеющего и получить за это возмездие. Никто не думал, чтобы приучить ребенка или подчиненного исполнять свою обязанность из сознания долга, общественной необходимости, из уважения и любви к личности власть имеющего. Вселять страх было единственным стремлением начальства и родителей, чтобы сдерживать в узде детей и подчиненных, чтобы заставлять их повиноваться и выполнять обязанности. В освободительный период родители поняли, что страх плохой воспитатель, и гнушались внушать его своим детям. Многие не понимали в то время, что, изгоняя из воспитательной практики страх, необходимо ввести последовательную дисциплину и необходимо обращать особенное внимание на развитие в ребенке деликатности и уважения к близким».
В пореформенное время в педагогической науке и общественном мнении укрепилась идея, что между отношениями в семье и отношениями в обществе существует тесная связь и невозможно исправлять одно, не исправляя другого. «Семья есть микрокосм того общества, которое ее создало, и потому между обществом и семьей существует самая тесная солидарность, -- считал популярный в пореформенное время публицист Н. В. Шелгунов. -- Каждая семья настолько дурна или хороша, насколько дурно или хорошо создавшее ее общество. Созданная сама обществом, она в свою очередь воспитывает для него членов, и в этом заколдованном круге вращается воспитание». Отсюда большое внимание уделялось положению в семье не только детей, но и женщины, гармоническим отношениям между супругами. Изменяющийся менталитет образованного русского общества оказывал положительное влияние на демократизацию отношений в семье, на превращение патриархальных семей в эгалитарные, в которых отношения между супругами строятся на основе равенства. Подтверждение этому мы находим во многих мемуарах. «Прежнего страха перед отцом дети уже не испытывали, -- отмечала О. П. Верховская (1847--?). -- Никаких розог, никаких наказаний, а тем более истязаний не было и в помине. Очевидно, крепостная реформа оказала свое влияние и на воспитание детей».
Однако не следует преувеличивать степень демократизации отношений да же в семьях интеллигенции. Например, известная общественная деятельница конца XIX--начала XX в. А. К. Черткова (1859--1927) пишет в воспоминаниях о своих родителях: «Отец во всех своих вкусах, привычках, отношениях к людям, женщинам, детям скорее был азиат, чем европеец», он считал, что «девочек наказывать нельзя, а мальчиков нужно, иначе из них выходит „размазня": когда бьешь с умом, за дело, всегда впрок идет». Он признавался дочери, что когда служил офицером, то бил солдат «в морду». Утрата девственности до брака по-прежнему считалась предосудительной, и на этой почве совершались преступления. В 1880 г. петербуржец, занимавший значительный пост в страховом обществе, и его жена убили мужчину, соблазнившего последнюю в бытность ее гувернанткой. Мотив -- месть за утрату девственности. Известный художник К. Коровин (1861 -- 1939) рассказывает в своих воспоминаниях, как он с братьями побил свою сестру за «прелюбодеяние», и все знакомые и родственники были согласны с суровым наказанием, включая саму девушку. Патриархальные отношения доминировали и в императорских семьях. Например, Александр III был «суров по отношению к своим детям: решительно ни в чем не сносил ни малейшего противоречия». Вероятно, только в семье Николая II под влиянием его жены произошел переход к отношениям, «свойственным мещанскому немецкому семейству», хотя он и старался подражать своему отцу даже в житейских мелочах.
Весьма архаичная черта брачно-семейно-сексуальных отношений даже среди дворянства и интеллигенции заключалась в том, что они не рассматривались как личное дело каждого человека, а являлись отношениями публичными или общественными, что выражало глубокую преемственность с XVII в. Это хорошо видно из того факта, что адюльтер, кровосмешение, бисексуализм, неуважение к родителям, злоупотребление родительской властью, аборт и некоторые другие проступки или виды отклоняющегося поведения вплоть до 1917 г. рассматривались как уголовные преступления, т. е. как преступления против общества и общественного порядка, а не как частные дела. Таким образом, даже среди немногочисленной элиты русского общества брачно-семейные отношения вплоть до 1917 г. сохраняли многие черты традиционного семейного порядка. Русская художественная литера тура дает многочисленные примеры существования пережитков патриархально-авторитарных отношений в семьях дворян и интеллигенции в конце XIX--начале XX в.
Во второй половине XIX в. популярным сюжетом было сравнение положения женщины по закону и обычаю, т. е. в семьях городского сословия и дворян, с одной стороны, и в семьях крестьян -- с другой. Некоторые современники-юристы приходили к выводу, что обычай обеспечивал большие личные права крестьянке, чем закон -- горожанке. Среди историков мнения также разделились. В действительности все зависит от того, какой аспект иметь в виду. С точки зрения имущественных и наследственных прав, возможностей получения образования, защищенности от притеснений мужа преимущество было на стороне дворянок и женщин из городского сословия, с точки зрения права на работу крестьянки, как в значительной мере и мещанки, имели больше прав, но по необходимости это право являлось обязанностью работать и в доме, и в хозяйстве. Во внутрисемейных отношениях женщины из привилегированных слоев имели преимуществом более гуманное с ними обращение -- по крайней мере в прессе и литературе не слышно жалоб на избиение женщин мужьями как постоянном факте семейной жизни. Но женщины из высшего и среднего дворянства до середины XIX в. сравнительно мало общались со своими детьми и не наслаждались в полной мере радостями материнства; лишь во второй половине XIX--начале XX в. отчуждение между родителями и детьми постепенно исчезало; оно отчасти со хранилось только в очень богатых семьях. Напротив, воспитание детей до 7 лет у крестьян и городских сословий являлось обязанностью исключительно женщин. Но, по-видимому, обремененные тяжелой работой по хозяйству и большим количеством детей, женщины низших классов не испытывали особых радостей материнства.
Другой спорный вопрос состоял в оценке положения женщины в семье в России и западноевропейских странах. И здесь мнения разделились. Одни отдавали предпочтение законодательству и практике в России, другие -- на Западе. «Иностранцев всегда поражало то сравнительно более выгодное положение, в которое поставлена как законом, так и общими нравами и обычаями русская женщина, несмотря на общую отсталость нашего законодательства в деле гарантий личных прав граждан», -- отмечал известный юрист И. Г. Оршанский. Если разделить вопрос о правовом положении женщины на отдельные аспекты, то оказывается, что в XIX--начале XX в. русские женщины перед западноевропейскими имели единственное преимущество в правах собственности и наследования.
Список использованной литературы
дворянский семья брак
1. Миронов Б. Н. - Социальная история России периода империи (XVIII--начало XX в.) В 2 Т. - 2003. Т 1.
Развитие внутрисемейных отношений в период Российской империи: Дворянская семья
Работу выполнил:
Преподаватель:
Калининград 2011
Дворянская семья
Список литературы
Дворянская семья
Среди дворянства рано утвердилось правило женатым детям жить отдельно от родителей, благодаря чему среди них уже в XVIII в. безраздельно преобладала малая семья. Это объяснялось сначала обязательностью (до 1762 г.), а затем необходимостью государственной службы для всех совершеннолетних мужчин. Но внутрисемейные отношения как в составных, так и в малых дворянских семьях строились на тех же принципах: на иерархизме, всевластии главы семьи, на зависимости функций, прав и обязанностей члена семьи от пола и возраста, на господстве общих семейных интересов над индивидуальными, на приоритете роли, которую играет человек в семье и обществе, на слабой автономии семьи от общества и на огромном значении общественного мнения для семьи. Дети подчинялись родителям, жены - мужьям. Это казалось необходимой и незыблемой основой общественного порядка. Известный русский историк XVIII в. И. Н. Болтин писал в 1788 г.: «Природа учинила жену, подвластную мужу. Давши жене равные права правам мужним в противность законов природы, превращается домашнее устройство в нестроение, тишина и спокойствие - в молву и мятеж. <...> Хотеть сделать мужа и жену равными есть противоборствие порядку и природе, есть буйство, бесчиние, безобразие. <...> Государственная польза требует, чтобы жена была подчинена мужу; требует того польза сочетавшихся и польза их детей и домашних».
В дворянских, как и в крестьянских, мещанских и купеческих, семьях, а также в школах преобладало суровое отношение к детям, в большой чести были физические наказания. Подобное отношение к детям в период их воспитания и обучения в лучших сочинениях XVIII в. оправдывалось тем, что «детская натура по существу зла и что необходима усиленная борьба с заложенными в душе ребенка зачатками пороков», что дети, воспитанные в строгости, «более наклонны будут к добру». «Отец мой чрезвычайно был к детям своим строг и взыскателен, и я в жизнь свою ничего так не боялся, как гнева отца моего», - засвидетельствовал В. Н. Геттун (1771-1848), родившийся на Украине в семье помещика и ставший впоследствии крупным чиновником. В воспитании «главным принципом было держать детей в черном теле», подтверждает Е. А. Сабанеева (1829-1889), выросшая в помещичьей семье среднего достатка. Известный писатель граф В. А. Соллогуб (1813-1882), вспоминая свое детство в богатой дворянской семье, говорит о том, что «в то время любви детям не пересаливали. <...> Их держали в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и они чувствовали, что созданы для родителей, а не родители для них». Разумеется, в каждой семье дети росли и воспитывались по-разному, так, как казалось правильным их родителям. Существовали семьи, где детей баловали, предоставляя им большую свободу, но они были немночисленны - общий дух времени откладывал свою печать на обращение с детьми в большинстве семей. Сказанное о трудном детстве в дворянских семьях как будто противоречит хорошо известным классическим художественным произведениям, имеющим автобиографический характер, таким как «Детство» Л. Н. Толстого (1852), «Детские годы Багрова внука» С. Аксакова (1856) и др. Но, как показал американский историк А. Уачтел, это были псевдоавтобиографии, в которых отражено не столько истинное положение детей, сколько дворянский миф о прошедшем золотом веке, когда все было прекрасно.
Телесные наказания применялись к детям и в дворянских семьях, преимущественно к мальчикам, но более всего в школах. Начиная с XVII в. и до 1860-х гг. телесные наказания считались главным воспитательным средством. О жестоких телесных наказаниях в Морском кадетском корпусе в конце XVIII-начале XIX в. пишет в своих воспоминаниях декабрист В. И. Штейнгейль: «Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет. Каждую субботу подавались ленивые сотнями, и в дежурной комнате целый день вопль не прекращался. Один прием наказания приводил сердца несчастных детей в трепет. Подавалась скамейка, на которую двое дюжих барабанщиков растягивали виновного и держали за руки и за ноги, а двое со сторон изо всей силы били розгами, так что кровь текла ручьями и тело раздиралось в куски. Нередко отсчитывали до 600 ударов и более, до того, что несчастного мученика относили прямо в лазарет». В лучшей школе Петербурга 1830-х гг. - Аннинском училище «кроме многих легких наказаний за леность и шалости, - вспоминал его ученик В. Я. Стоюнин, - пользовались и другими, более чувствительными - обыкновенным сечением, карцером и сечением по ладоням. К двум первым прибегали редко, зато последнее было почти в ежедневном ходу». О широкой распространенности телесных наказаний говорят следующие данные. В 1858 г. в 11 гимназиях Киевского учебного округа из 4109 учеников телесному наказанию подвергся 551, или 13%, в одной гимназии - даже 48% учеников.
Между матерями и дочерьми и между отцами и сыновьями было мало истинной любви и эмоциональной привязанности, преобладали отношения идентификации и руководства. В идеале - брак по любви, в жизни - по указанию родителей, которые, однако, принимали во внимание прежде всего семейные интересы и материальные выгоды и во вторую очередь - склонности детей. В некоторых, в том числе переводных с французского языка, руководствах для женщин, которым русские дамы особенно доверяли, рекомендовалось: «...девица, желающая быть супругой, не должна опираться на столь слабый тростник, как страсть, любовь, отвергающую всякий порядок, обещающую земной рай своим слепым последователям». На первом месте при заключении брака находились не чувства или даже не интересы жениха и невесты, а интересы двух семей, поскольку брак являлся соглашением не двух человек -жениха и невесты, а двух семей, двух родов. Такой подход к браку был типичным для дворян, начиная от бедных и кончая титулованными и императорскими особами.
Но указ Петра I о запрещении принуждать к вступлению в брак тем не менее соблюдался. У детей спрашивали согласия и приватно, и публично и, как правило, его получали. А. Т. Болотов в подробностях описывает в своих мемуарах сватовство, помолвку и свадьбу своей дочери в 1793 г. Он и его жена два дня добивались согласия дочери на очень перспективный с точки зрения фамильных связей и материальных выгод брак, так как «не хотели ее неволить». Но что могла ответить девушка, если с женихом не была знакома, а лишь несколько раз его видела? Естественно, дочь ориентировалась на мнение родителей. В первый день, по словам Болотова, «дочь не имела от жениха отвращения и почти выттить (выйти замуж. - Б. М.) за него согласилась». На второй день «наконец, сочтя, что по стечению всех обстоятельств оказывалось, что была на сие воля Господня, и предавшись на Его святой произвол, решилась она изъявить свое согласие и дала слово». О формальном соблюдении требования согласия жениха и невесты на вступление в брак писали и юристы, указывая многочисленные способы, которыми пользовались родители при давлении на детей.
При добровольно-принудительном характере заключения браков отношения супругов лишались любви и сильной привязанности, были слабо эмоционально окрашены. Применительно к XVI-XVII вв. американская исследовательница Е. Левин считает, что понятия любви и эмоциональной привязанности между супругами были чужды русским в то время (надо за метить: западным людям - почти в той же мере). Сам Болотов был жертвой такого брака, но все его дети в матримониальных делах пошли по стопам родителя. Он жаловался в своих записка х, что после его свадьбы в 1765 г. «свычка наша (с женой. - Б. М.) шла очень медленными стопами <...> Но что всего важнее, то к самому себе не мог я от ней (иметь. - Б. М.) ни малейших взаимных ласк и приветливости». Его надежда найти в жене человека, с которым бы он мог «разделять все свои душевные чувствования и все радости и утехи в жизни, сообщать обо всем свои мысли, заботы и попечения, пользоваться советами и утешениями», не сбылась. Такого человека он, однако, нашел в своей матери. И это было общим правилом. Женщина, не имевшая глубокой эмоциональной привязанности к своему мужу, находила ей компенсацию в любви к сыновьям, но не к дочерям, которых она была обязана наставлять, учить, но не любить. Такие же отношения были характерны и для русских императорских семей.
Возможно, мужчины, которым позволяли средства, находили выход в бигамии, другие - в интимных связях со своими крепостными девушками, что, несмотря на запрещение закона, было довольно распространено. Некоторые помещики не довольствовались одной любовницей и заводили целые гаремы.
Отсутствию глубоких эмоциональных привязанностей между родителями и детьми способствовали способы воспитания и образования дворянских детей. В зажиточных семьях сразу после рождения ребенок переходил на попечение кормилицы и нянек. С 5-7 лет к нему приставляли домашних учителей и гувернеров. Затем он поступал в какое-нибудь учебное заведение, по окончании которого мужчины шли на службу, а женщины выходили за муж. В бедных дворянских семьях до поступления в учебное заведение воспитанием и образованием занимались сами родители. Для дворян в XVIII в., так же как для крестьян, мещан и купцов, самостоятельная жизнь начиналась рано. Как правило, всякое учение заканчивалось к 16 годам, если образование продолжалось за границей, - к 18-20 годам. С этого возраста молодые люди вступали на поприще, какое кому предназначалось по положению и образованию, - военное, гражданское, придворное. «В 15 лет уже оканчивалось воспитание мальчиков, - писал крупный чиновник Ф. Ф. Вигель (1786-1856). - Полагали, что они уже всему выучены, и спешили их отдать в службу, чтобы они ранее могли выйти в чины». Гражданская служба могла начинаться еще раньше - с 13-14 и даже с 10 лет. Дети бедных дворян и чиновников нередко были вынуждены заниматься какой-нибудь канцелярской работой с детского возраста. Эта традиция XVII в. просуществовала до начала XIX в., постепенно отмирая по мере повышения требований к служебной годности чиновников. Но 16-18 лет считались нормальным возрастом для начала службы и в первой половине XVIII в.
Зависимость детей от родителей и значение родственных, фамильных связей имели столь большое значение, что даже после женитьбы взрослые дети, которые, как правило, жили отдельно от родителей, обязаны были считаться с их мнением, принимать важные решения после совета с ними, демонстрировать им свою любовь, преданность и покорность. Таковы были правила, и нарушение их влекло за собой потерю доброго имени в обществе и лишение наследства, которое при нормальных обстоятельствах переходило к женщинам после смерти матери, к мужчинам - после смерти отца, но в конечном счете зависело от завещания.
Как видим, дворянская семья строилась на тех же принципах, что и семьи крестьян и торгово-промышленного населения города. Она так же была интегрирована в дворянскую корпорацию, как крестьянская семья - в общину, мещанская - в мещанское, купеческая - в купеческое общество. Но между дворянской семьей и семьями простого народа существовали различия. Господство главы семьи в дворянских семьях носило утонченный, просвещенный характер. Детей физически наказывали, но не столь сильно, как в крестьянских или мещанских семьях. Однако как просвещенный абсолютизм не переставал быть абсолютизмом, так и просвещенный авторитаризм оставался авторитаризмом. Известный юрист М. А. Филиппов считал, что положение женщин и детей в семьях привилегированных сословий ничем практически не отличалось от положения крепостных: во всех важных вопросах они должны были получать согласие-благословение главы семьи. Лишь в семьях, где женщины имели значительную собственность и в материальном отношении были абсолютно независимы от своих мужей, они имели самостоятельность. Но это были немногочисленные семьи богатых и знатных фамилий.
Второй существенной особенностью дворянских семей являлось то, что в течение XVIII в. дворянство постепенно отказывалось от традиционных русских обрядов и принимало европейские ритуалы семейной жизни. Возьмем, к примеру, свадьбу. Известный бытописатель А. Терещенко заметил в 1848 г.: «Обряд свадеб боярских, дворян и простого звания был весьма долгое время единообразно общий и отличался только пышностью». Но начиная с царствования Петра I обряды стали быстро европеизироваться. «В царствование Елизаветы изменились свадьбы еще более, а ныне дворянство и простое сословие отправляет их совершенно отдельно (по -разному. - Б. М). Дворянство, особенно живущее в столицах, в больших городах, заимствуя иностранные обыкновения, отчуждалось от отечественных <...> Венчание сопровождается пышным поездом, а свадьба заменяется нередко бальною музыкою и роскошным вечерним угощением <...> Вообще едва остались следы прежних свадеб между дворянством, и должно сказать к чести купеческого сословия, особенно простого, что оно бережет еще предания старины». Однако случилось это далеко не сразу. В 1760-е гг. в дворянских семьях еще практиковался обычай публичной проверки целомудрия невесты путем демонстрации простыни. После застолья молодые удалялись, а гости дожидались свидетельства целомудрия, чтобы поздравить невесту и ее родственников. «Сие обыкновение почиталось так свято, - свидетельствовал А. Т. Болотов, - что и помыслить было невозможно о преступлении оного».
Во второй четверти XIX в. русское образованное общество захватили идеи просвещения и романтизма, которые поднимали значение личности, женщины, любви, детей в жизни человека. Тогда же появились журналы для женщин, и вопрос о женской эмансипации впервые стал предметом внимания русского общественного мнения. Под влиянием новых идей внутрисемейные отношения в дворянских семьях мало-помалу начали гуманизироваться. По свидетельству Е. П. Яньковой (1768-1861) - представительницы богатого и культурного дворянства, отношения между родителями и детьми в 1850-е гг. решительно отличались от того, что было в конце XVIII-начале XIX в. «В то время дети не бывали при родителях неотлучно, как теперь, и не смели прийти, когда вздумается, а приходили поутру поздороваться, к обеду, к чаю и к ужину или когда позовут за чем -нибудь. Отношения детей к родителям были совсем не такие, как теперь; мы не смели сказать: за что вы на меня сердитесь, а говорили: за что вы изволите гневаться <...> Мы наших родителей боялись, любили и почитали. Теперь дети отца и матери не боятся. В наше время никогда никому и в мысль не приходило, чтобы можно было ослушаться отца или мать и беспрекословно не исполнить, что приказано», дети не смели при родителях сесть без разрешения, отвечали не иначе, как стоя, и т. д. «Такого панибратства, как теперь, не было; и, право, лучше было, больше чтили старших, было больше порядка в семействах и благочестия <...> Теперь все переменилось». Особенно сильно изменились отношения между матерями и дочерьми. Лишенные возможности найти применение своим силам на общественном поприще, образованные дворянские женщины стали активно заниматься воспитанием и образованием своих дочерей, так как образование мальчиков по традиции было прерогативой отцов и выбранных последними домашних учителей и учебных заведений. Уже в середине XI X в. влияние матерей оказалось очень существенным: они поощряли дочерей к отходу от традиционно уготованной роли женщины, замкнутой в среде семейных отношений, пробуждали в них интерес к общественной и политической жизни, воспитывали в дочерях чувство личности, самостоятельности. Плоды такого воспитания сказались через 10-20 лет: русское революционное движение привлекло в свои ряды десятки женщин из привилегированного класса.
В пореформенное время процесс демократизации семейных отношений пошел значительно быстрее, так как получил поддержку в общественном мнении и в правительственной политике по женскому вопросу. Педагогическая наука, а вслед за ней и общественное мнение выступили реши - тельными поборниками партнерских, гуманных отношений между родителями и детьми. Ребенок больше не рассматривался как существо, наполненное злыми чувствами и помыслами, которые следовало вышибать из него строгим наказанием. Книга В. Н. Жук «Мать и дитя», посвященная пропаганде новых отношений между родителями и детьми с первых лет жизни ребенка, в течение 1880-1914 гг. выдержала 10 изданий. Большой популярностью пользовались книги Е. И. Конради и П. Ф. Каптерева,205 посвященные той же проблеме. Телесные наказания были запрещены в школе и вытеснялись из семьи. По мнению некоторых педагогов, в 1860-1870-е гг. родители в своем либерализме зашли так далеко, что забыли о всякой дисциплине.
«Прежде (в крепостное время. - Б. М.) воспитывали только страхом. Служебные отношения низших к высшим, крепостных к господам, детей к родителям-все сдерживалось только страхом, боязнью прогневать власть имеющего и получить за это возмездие. Никто не думал, чтобы приучить ребенка или подчиненного исполнять свою обязанность из сознания долга, общественной необходимости, из уважения и любви к личности власть имеющего. Вселять страх было единственным стремлением начальства и родителей, чтобы сдерживать в узде детей и подчиненных, чтобы заставлять их повиноваться и выполнять обязанности. В освободительный период родители поняли, что страх плохой воспитатель, и гнушались внушать его своим детям. Многие не понимали в то время, что, изгоняя из воспитательной практики страх, необходимо ввести последовательную дисциплину и необходимо обращать особенное внимание на развитие в ребенке деликатности и уважения к близким».
В пореформенное время в педагогической науке и общественном мнении укрепилась идея, что между отношениями в семье и отношениями в обществе существует тесная связь и невозможно исправлять одно, не исправляя другого. «Семья есть микрокосм того общества, которое ее создало, и потому между обществом и семьей существует самая тесная солидарность, - считал популярный в пореформенное время публицист Н. В. Шелгунов. - Каждая семья настолько дурна или хороша, насколько дурно или хорошо создавшее ее общество. Созданная сама обществом, она в свою очередь воспитывает для него членов, и в этом заколдованном круге вращается воспитание». Отсюда большое внимание уделялось положению в семье не только детей, но и женщины, гармоническим отношениям между супругами. Изменяющийся менталитет образованного русского общества оказывал положительное влияние на демократизацию отношений в семье, на превращение патриархальных семей в эгалитарные, в которых отношения между супругами строятся на основе равенства. Подтверждение этому мы находим во многих мемуарах. «Прежнего страха перед отцом дети уже не испытывали, - отмечала О. П. Верховская (1847-?). - Никаких розог, никаких наказаний, а тем более истязаний не было и в помине. Очевидно, крепостная реформа оказала свое влияние и на воспитание детей».
Однако не следует преувеличивать степень демократизации отношений да же в семьях интеллигенции. Например, известная общественная деятельница конца XIX-начала XX в. А. К. Черткова (1859-1927) пишет в воспоминаниях о своих родителях: «Отец во всех своих вкусах, привычках, отношениях к людям, женщинам, детям скорее был азиат, чем европеец», он считал, что «девочек наказывать нельзя, а мальчиков нужно, иначе из них выходит „размазня": когда бьешь с умом, за дело, всегда впрок идет». Он признавался дочери, что когда служил офицером, то бил солдат «в морду». Утрата девственности до брака по-прежнему считалась предосудительной, и на этой почве совершались преступления. В 1880 г. петербуржец, занимавший значительный пост в страховом обществе, и его жена убили мужчину, соблазнившего последнюю в бытность ее гувернанткой. Мотив - месть за утрату девственности. Известный художник К. Коровин (1861 - 1939) рассказывает в своих воспоминаниях, как он с братьями побил свою сестру за «прелюбодеяние», и все знакомые и родственники были согласны с суровым наказанием, включая саму девушку. Патриархальные отношения доминировали и в императорских семьях. Например, Александр III был «суров по отношению к своим детям: решительно ни в чем не сносил ни малейшего противоречия». Вероятно, только в семье Николая II под влиянием его жены произошел переход к отношениям, «свойственным мещанскому немецкому семейству», хотя он и старался подражать своему отцу даже в житейских мелочах.
Весьма архаичная черта брачно-семейно-сексуальных отношений даже среди дворянства и интеллигенции заключалась в том, что они не рассматривались как личное дело каждого человека, а являлись отношениями публичными или общественными, что выражало глубокую преемственность с XVII в. Это хорошо видно из того факта, что адюльтер, кровосмешение, бисексуализм, неуважение к родителям, злоупотребление родительской властью, аборт и некоторые другие проступки или виды отклоняющегося поведения вплоть до 1917 г. рассматривались как уголовные преступления, т. е. как преступления против общества и общественного порядка, а не как частные дела. Таким образом, даже среди немногочисленной элиты русского общества брачно-семейные отношения вплоть до 1917 г. сохраняли многие черты традиционного семейного порядка. Русская художественная литера тура дает многочисленные примеры существования пережитков патриархально-авторитарных отношений в семьях дворян и интеллигенции в конце XIX-начале XX в.
Во второй половине XIX в. популярным сюжетом было сравнение положения женщины по закону и обычаю, т. е. в семьях городского сословия и дворян, с одной стороны, и в семьях крестьян - с другой. Некоторые современники-юристы приходили к выводу, что обычай обеспечивал большие личные права крестьянке, чем закон - горожанке. Среди историков мнения также разделились. В действительности все зависит от того, какой аспект иметь в виду. С точки зрения имущественных и наследственных прав, возможностей получения образования, защищенности от притеснений мужа преимущество было на стороне дворянок и женщин из городского сословия, с точки зрения права на работу крестьянки, как в значительной мере и мещанки, имели больше прав, но по необходимости это право являлось обязанностью работать и в доме, и в хозяйстве. Во внутрисемейных отношениях женщины из привилегированных слоев имели преимуществом более гуманное с ними обращение - по крайней мере в прессе и литературе не слышно жалоб на избиение женщин мужьями как постоянном факте семейной жизни. Но женщины из высшего и среднего дворянства до середины XIX в. сравнительно мало общались со своими детьми и не наслаждались в полной мере радостями материнства; лишь во второй половине XIX-начале XX в. отчуждение между родителями и детьми постепенно исчезало; оно отчасти со хранилось только в очень богатых семьях. Напротив, воспитание детей до 7 лет у крестьян и городских сословий являлось обязанностью исключительно женщин. Но, по-видимому, обремененные тяжелой работой по хозяйству и большим количеством детей, женщины низших классов не испытывали особых радостей материнства.
Другой спорный вопрос состоял в оценке положения женщины в семье в России и западноевропейских странах. И здесь мнения разделились. Одни отдавали предпочтение законодательству и практике в России, другие - на Западе. «Иностранцев всегда поражало то сравнительно более выгодное положение, в которое поставлена как законом, так и общими нравами и обычаями русская женщина, несмотря на общую отсталость нашего законодательства в деле гарантий личных прав граждан», - отмечал известный юрист И. Г. Оршанский. Если разделить вопрос о правовом положении женщины на отдельные аспекты, то оказывается, что в XIX-начале XX в. русские женщины перед западноевропейскими имели единственное преимущество в правах собственности и наследования.
Список использованной литературы
дворянский семья брак
1. Миронов Б. Н. - Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в.) В 2 Т. – 2003. Т 1.
Сегодня многодетная семья, скорее, исключение, а в дореволюционной России большинство семей были многодетными. Наши бабушки и прабабушки воспитывали, как правило, не менее троих (а то и пятерых) детей. Правда, до взрослого возраста доживали далеко не все. Причин у феномена многодетности было несколько, и пресловутая неспособность к семейному планированию здесь ни при чём.
Экономическая причина многодетности
Климатические условия накладывали свой отпечаток на семейное благополучие крестьянской семьи. Одной семье было достаточно тяжело содержать престарелых родителей, поскольку имея 2.5 десятины, по данным князя Щербакова, средняя семья жила впроголодь. Поэтому родители могли быть уверены в гарантированном куске хлеба в старости только в том случае, если поднимали на ноги несколько детей – будущим своих кормильцев.
Бог дает детей – даст и на детей
В те времена средняя продолжительности жизни была небольшой, а поэтому девушка могла выйти замуж в 13 лет, а юноша имел право жениться в 15 лет. Такие ограничения устанавливала с XVIII века «Кормчая книга» - свод церковных правил.
Не стоит преувеличивать религиозные каноны, связанные с рождением детей, но в ту пору считалось, что «грешно пытаться решать за Бога кому появляться на свет». Именно этим правилом и руководствовались в русских семьях до революции.
Сыновья и дочери
Если первым ребёнком в семье была дочь, отец относился к ней равнодушно, а дома об этом говорили с сожалением. Разве бабушка прибавит: «ничего, нянька будет». А молодого отца, у которого родилась дочь-первенец, другие мужики на деревне имели право поколотить – «зачем девку родил». Бывало, что перепадало молодому отцу здорово, а он молчал, терпел, а потому, что «так издавна водится».
Основа семейного воспитания – материнство
Сегодня интересно читать «Записки русского крестьянина», в которых уроженец села Карачун Задонского уезда Воронежской губернии Столяров рассказывает о роли матери в крестьянской семье. По его словам именно мать решала все бытовые проблемы детей, в том числе и продуктовое планирование и изготовление одежды. Да и авторитета в русских семьях у матери было не меньше, чем у отца.
«Было удивительно видеть, как дети жались к своей измученной матери, - писала в своих мемуарах врач Давыдова. – И она никого не забывала, каждого гладила по голове, даже старшего почти взрослого сына, который располагался чуть поодаль от стайки девочек и мальчиков. Чем младше был ребенок, тем ближе он сидел к маме. И это правило никем не оспаривалось».
Дед да бабка
Не стоит забывать, что родители в крестьянских семьях практически всегда работали. Даже беременная женщина делала всю домашнюю работу – молотила, полола, сажала и капала картошку вплоть до самых родов. «Иныя родят в поле, иныя в тряской телеге (почувствовав приближение родов иныя бабы торопятся доехать домой). Иная баба, при начавшихся родовых схватках, бежит домой, «как овченка» - писали этнографы того времени.
История Диляра Латышина в книге «История педагогики» пишет: «В деревнях часто можно было встретить на улице едва ступающего босыми ножками ребенка в одной коротенькой рубашонке. С корочкой хлеба в руке расхаживал он под окном избы, около которого сидела с работой мать, изредка на него поглядывая ».
Поэтому велика в воспитании детей была роль бабушек и дедушек, которые не только присматривали за детьми, но и передавали им полезные знания. Часто происходило это через сказки, в которых шла речь об опасностях, подстерегающих в лесах и реках. Страх перед водяным, серым волком или другими «злыми героями» являлся своеобразным психологическим тормозом для вездесущего деревенского мальчишки, зачастую представленного самому себе. Зато с лет 10 его можно было встретить одного в лесу, в поле, он ходил в соседнее село и возвращался иногда поздно ночью без всякого страха.
В продолжение темы ещё 20 фотографий начала XX века, на которых запечатлены .