На протяжении веков крестьянская семья являлась хранительницей народных традиций .
Верной себе оставалась она и в вопросах воспитания .

Русская крестьянская семья - уникальный «организм», где детей воспитывали без посторонней помощи, опираясь на неписаный свод законов - простых и удивительно мудрых. Так и шел этот процесс из века в век и из села в село, разве что с небольшими расхождениями.

Детство

В типичной крестьянской семье детей рождалось много, но, к сожалению, они нередко умирали от болезней в первые годы жизни. Очередной ребенок означал появление потенциального помощника в трудах, но родители с одинаковым смирением воспринимали и рождение, и смерть младенцев.
Это не значит, что детей не любили - матери, безусловно, испытывали к своим чадам самые нежные чувства, но жизненные реалии заставляли людей обрастать психологической броней.

Новорожденного клали в зыбку - плетеную люльку, подвешенную к потолку, где он и спал, пока не вставал на ножки. Уход за ним был необременительным: во-первых, потому что мать часто была занята работой, а во-вторых, потому что ее представления об уходе за младенцем были не такими как сегодня.

Фотобанк ЛориДоктор медицины Г. Попов в книге «Русская народно-бытовая медицина» описывал их так: «Крестьянки считают, что ребенка достаточно перевернуть в сутки раза два-три, чтобы он не промок. С этой целью под младенца подкладывают кучу тряпок».

Научившись ходить, карапуз передвигался по избе, преимущественно в одной короткой рубашонке, занимая себя разными подручными предметами. Присматривать за ним могли бабушка с дедушкой или кто-то из старших детей. В холодное время года малыш обычно находился в помещении, так как с зимней одеждой для малышей в то время было туговато, а в теплое - выходил на улицу, где бегал по земле босиком опять-таки под присмотром юных нянек, которым могло быть около четырех-пяти лет.

Основу детского питания составляло материнское молоко. Если же молока у матери не было, малышу находили кормилицу или поили его козьим, в качестве бутылочки используя рог с надетым на него соском коровьего вымени. Вместо соски у крестьянского ребенка была «жевка» - тряпица с завернутым в нее жеваным мякишем хлеба. Примерно в полгода кроха получал прикорм в виде молочной гречневой каши, а в год пробовал похлебку.

В три года малыш уже ел то же, что и старшие члены его семьи, спал вместе с другими детьми на полатях и вел вполне самостоятельную жизнь. С раннего утра до поздней ночи он мог играть на улице, будучи предоставленным самому себе. Подрастая, девочки играли в тряпичные или соломенные куклы, которые сами себе и изготовляли, а мальчики - в мяч или в «лошадку», в роли которой выступала обычная палка. По мере взросления у разнополых детей становилось все меньше общих занятий, игры четко подразделялись на «мальчишечьи» и «девчоночьи».

Отрочество

В свой седьмой день рождения ребенок становился отроком или отроковицей. В честь этого события ему выдавались порты (штаны) или длинная девичья рубаха. Детей активно привлекали к труду - разумеется, с учетом возрастных особенностей: работу давали по силам, постепенно увеличивая нагрузку, а в свободное время позволяли гулять.

Поручения раздавали без лишних церемоний - в приказном тоне, но перечить в ответ никому из отроков в голову не приходило. Авторитет отца был непререкаем и подчеркнуто поддерживался матерью.

С десяти лет мальчики под наблюдением взрослых уже боронили поле, с двенадцати - пахали, а в четырнадцать - наравне с отцами участвовали в любых полевых работах. В том, чтобы запрячь лошадь или выпасти скот, они также не видели ничего сверхъестественного. Девочек лет с одиннадцати сажали за прялку, с тринадцати - обучали шитью и вышиванию, в четырнадцать поручали вымачивать холсты. Одновременно с этим юные хозяйки учились доить коров, печь хлеб и делать все, что было необходимо в крестьянском быту.

Кроме трудового воспитания, отроки и отроковицы впитывали в себя и понятия о крестьянской морали. Детей учили почтению к родителям и старшим, милосердию к нищим и убогим, благоговению перед трудом добытым хлебом, преподавали им основы веры, внушали понятие греха.

Юность

В юношах и девушках поощрялись целомудрие и стыд, которые наряду с честью и совестью признавались важнейшими категориями нравственности. По этой причине половым воспитанием подростков не занимались, вести с ними разговоры на подобные темы было не принято. Кстати, дети, выросшие рядом с домашними животными, о физиологии отношений между полами имели весьма четкие представления.

Между стыдливостью и ее отсутствием существовала очень тонкая и заметная лишь самим крестьянам грань. Так, многие родители не препятствовали посещению молодыми людьми так называемых вечерних «посиделок», где юноши и девушки присматривались друг к другу. Близкие отношения до брака осуждались строжайшим образом, но благоразумные девицы и парни и сами в них не были заинтересованы, так как боялись Божьего гнева и общественного мнения. Если девица сама проявляла инициативу в отношениях, это также подвергалось осуждению.

Девушки, имеющие безупречную репутацию, пользовались в селе большим уважением - они занимали почетные места на посиделках, их первыми выбирали в хоровод и в невесты присматривали в первую очередь. Конечно, если они обладали и другими необходимыми для замужества качествами: послушанием, трудолюбием, уважительным отношением к людям, а также физической выносливостью.

Браки в крестьянской среде были ранними. В XVIII веке вполне подходящим для семейной жизни считался возраст 14-15 лет. С середины XIX века в законный брак могли вступать юноши с 18 лет, а девушки - с 16 лет. Крестьянских девиц зачастую отдавали замуж без их согласия, да и мнением юных женихов тоже не всегда интересовались. Зато дети придавали родительскому благословению огромное значение.

Образование

Вплоть до XVIII века у крестьян было мало шансов на образование. Даже в период правления Петра I, когда повсюду открывались новые школы, крестьянским детям вход в них был закрыт. Лишь некоторым из ребятишек удавалось попасть в так называемые архиерейские школы, которые устраивались под надзором архиереев при их домах.

Ситуация стала меняться после издания в 1804 году указа «Об учебных заведениях», согласно которому все школы объявлялись бессословными, доступными и бесплатными (хотя детей крепостных в них, по-прежнему, не принимали). Для них широкое распространение получили церковно-приходские школы. По инициативе самих селян стали появляться и «школы грамотности», которые могли быть организованы прямо в какой-нибудь крестьянской избе при помощи учителя из «захожих грамотеев». Свою лепту в повышение народной грамотности вносили и многие помещики.

После Октябрьской революции всевозможные школы, училища и гимназии были преобразованы в единую трудовую школу. Тогда же образ жизни крестьян стал утрачивать свою самобытность.

Характерной особенностью русского народного быта в прошлом являлось длительное существование так называемой большой семьи 1 . Русская большая семья в тех ее формах, в которых она бытовала у сельского населения еще в XIX в., представляла собой соединение нескольких близко родственных брачных пар, как правило, различных поколений, объединенных общим имуществом и хозяйством. Во главе такой семьи стоял большак, набольший хозяин, обычно старший по возрасту и положению в семье мужчина. Он обладал патриархальной властью над другими членами семьи; по отношению к семейному имуществу власть его носила ограниченный характер. После смерти большака имущество, являвшееся общей собственностью семьи, обыкновенно не делилось, а переходило в распоряжение его преемника. Преемником бывал либо брат умершего, либо старший из его сыновей. При разделе между дядей и детьми покойного имущество делилось, причем на долю сыновей умершего приходилась половина, составлявшая часть их отца.

Степень изученности источников не позволяет судить о русской большой семье на раннем этапе ее развития. Слабо прослежен и общий ход развития крестьянской семьи в период феодально-крепостнического строя.

Подворные описи крестьянских хозяйств XVIII - первой половины Х1Хв., содержащие материал о структуре и численности крестьянской семьи, свидетельствуют о глубоких изменениях, происходивших в крестьянской семье в связи с развитием товарно-денежных отношений. В земле^ дельческих районах, где преобладала барщинная система хозяйства и крайне низкий технический уровень его ведения, большая семья еще накануне реформы была широко распространена; в промышленно более развитых районах преобладали малые семьи. Так, в с. Калитееве Владимирского уезда, где крестьяне Голицыных находились на оброке и постоянно уходили на заработки, в 1808 г. малые семьи (родители и дети, родители с женатым сыном и неженатыми детьми) составляли около 70% всех семей и наполовину состояли только из двух поколений. По численному составу они были невелики: преобладали семьи в три-семь человек, численность наиболее крупных не превышала 15 человек. В том же селе на протяжении 1808-1827 гг. малые семьи с течением времени вновь разрастались: братья, сколько бы их ни было, женившись, не отделялись и продолжали жить общим хозяйством, что вызывалось экономическим преимуществом неразделенной семьи. В целом среди крестьянства нечерноземной промышленной полосы процесс разложения большой семьи начался задолго до реформы 1861 г. Он был вызван разорением и обнищанием крестьянских масс. Большие неразделенные семьи сохранялись там у зажиточных крестьян, а также в середняцких слоях, вынужденных сочетать сельское хозяйство с побочными заработками на стороне.

Однако большая семья в этих районах численно и, что особенно важно, по своей структуре принципиально отличалась от большой семьи в чисто земледельческих районах.

Большие семьи центральной промышленной полосы, как правило, состояли из родителей с несколькими женатыми сыновьями или из нескольких женатых братьев с их семьями. Структура же больших семей черноземных районов была более сложна. Еще накануне реформы 1861 г. здесь решительно преобладали семьи, включавшие, помимо родственников по прямой нисходящей и родственников по боковой линии: двоюродных (в некоторых случаях троюродных) братьев, племянников и т. п. Типичными были случаи принятия в дом зятя (иногда и двух) при наличии женатых сыновей и племянников. После смерти родителей нередко женатый брат продолжал жить с семьей замужней или овдовевшей сестры. Нередки были также случаи принятия в дом посторонних лиц, приемышей, а также целых семей, не связанных узами родства с принявшей их семьей. Можно полагать, что большие семьи сложного типа были распространены в первой половине XVIII в. территориально значительно шире, чем в последующее время. Так, например, в деревнях Касимовского уезда Уланова гора, Ермолово и сельцо Селище, поданным 1723 г., большие семьи сложного типа составляли 100%.

Разложение большой семьи, начавшееся задолго до реформы, сопровождалось глубокими внутренними противоречиями в крестьянских семьях. Вотчинная переписка крепостной эпохи содержит немало указаний на крайнюю обостренность семейных взаимоотношений. Из числа наиболее обездоленных членов семей (родственников-сирот по боковой линии) и бедняцких крестьянских дворов формировался на первых порах пролетариат. Из подворной описи с. Голунь Тульской губ. 1819 г. видно, что семьи «выбрасывали» на местную суконную фабрику солдаток, которые и жили при ней, в то время, как их дети оставались в семье. Не случайно горькая участь вдов и солдаток в больших семьях явилась центральной темой одного из жанров народного поэтического творчества - причитаний. В причетах знаменитой олонецкой вопленицы И. Федосовой изображается типичная вдовья доля того времени. Со смертью мужа вдова становилась в семье братьев мужа «подворницей», т. е. батрачкой, которую кормили из милости. Так же изображает Федосова и участь солдатки, а судьба рекрута осмысливается ею как история вытеснения его братьями из общей семейной доли.

Тот же порядок отчетливо раскрывался практикой обычного права: солдаты по возвращении со службы обычно не получали доли наследства и выделение им части зависело от доброй воли родственников.

Процесс распада патриархальной семьи искусственно задерживался специальными мерами феодального государства и часто самими помещиками, препятствовавшими дроблению больших семей в целях сохранения их платежеспособности. С отменой крепостного права и устранением искусственных преград разделы больших семей приняли массовый характер. Однако крестьянский мир - община - препятствовал разделу, если этого не хотел большак. Крестьянский мир в условиях капитализировавшейся деревни охранял большую семью не только как источник и гарантию хозяйственной целостности семьи, но защищал и поддерживал большака как представителя социально близкой ему классовой прослойки.

К концу XIX в. малая семья становится типичной формой семьи. Совместное проживание родителей с несколькими женатыми сыновьями было, как правило, кратковременным, длилось не более трех-пяти, реже - до восьми лет и обусловливалось главным образом отсутствием средств для образования отдельных хозяйств. Почти повсюду редким явлением стало и совместное проживание женатых братьев. Распад большой семьи происходил даже в старообрядческом Заволжье (Нижегородская губ.), что объяснялось развитием там ремесла как основного источника существования населения.

Тем не менее большая неразделенная семья просуществовала в ряде районов России вплоть до Октябрьской революции. Длительно держались большесемейные традиции в губерниях средне-черноземной полосы, где тормозящее влияние пережитков крепостничества сказывалось во всех областях жизни (Рязанская и Тамбовская губ.). То же было отмечено и в северных лесных уездах Тверской губ. и в Белозерском крае (Новгородской губ.), где еще в начале XX в. крестьяне нередко жили большими семьями (родители с тремя, четырьмя женатыми сыновьями). И даже отходничество, которое в целом подрывало патриархальные устои крестьянской большой семьи, играло известную роль в замедлении темпов ее распада, так как неразделенная семья давала возможность сочетать сельское хозяйство с отходом и использовать заработанные на стороне средства для укрепления своего хозяйства. Особенно стойко держался патриархальный семейный строй на окраинах страны (в Сибири, на юго-востоке Европейской России, среди различных групп казачества). Большие семьи в ряде селений Приангарья и Забайкалья (особенно в среде «семейских») сохранились до 30-х годов текущего века и распались уже в связи с коллективизацией сельского хозяйства. У казачества процесс распада большой семьи начался с 80-х годов XIX в. главным образом после введения уравнительного распределения земли и сокращения сроков строевой службы, но его сдерживала трудность обработки больших казачьих наделов силами небольшой по составу семьи. Большая семья просуществовала в ряде казачьих районов (в верховых районах области Войска Донского, среди казачества Кубани) вплоть до революции, а в отдельных случаях распалась, как и в Сибири, в ходе коллективизации сельского хозяйства.

Семейный строй у русского крестьянства в условиях развития капиталистических отношений

С развитием капитализма во внутреннем строе крестьянской семьи произошли существенные сдвиги. Большую роль в этом играл отход крестьян в города и промышленные центры. Влияние города, общение кре- стьянина-отходника с кадровыми рабочими расширяли кругозор крестьян/дна, способствовали повышению общего уровня его культуры, что особенно ярко проявилось у представителей младшего поколения. Все это изменяло взаимоотношения в семье и ослабляло патриархальные устои и наиболее ярко сказывалось на укладе малой семьи, где женщина становилась более самостоятельной. Это обстоятельство отмечено многими бытописателями прошлого века. «Привыкшая обходиться одна, без мужской власти и помощи, - писал один из них,- солигаличанка вовсе не похожа на забитую крестьянку земледельческой полосы: она независима и самостоятельна, полная хозяйка в доме не только без мужа, но и при нем... Побои и истязания жен - здесь редкие исключения» г . Однако в целом в крестьянской среде господствовало убеждение, что жена - раба мужа и что он властен над нею. Этот взгляд находил опору в юридическом неравноправии женщины в царской России и поддерживался авторитетом церкви. Продолжали оказывать отрицательное действие и укоренившиеся в крестьянском быту традиции и нравы большой семьи.

Большая семья в России вплоть до революции продолжала сохранять характерные черты своего уклада. Семье принадлежало все крестьянское имущество: двор, хозяйство и разная движимость, как перешедшая по на следству, так и нажитая общими силами. В общую кассу поступали и все заработки членов семьи от отхода и различных промыслов; исключение составляли лишь «бабьи» заработки. Общее семейное хозяйство числилось за главой семьи, и он как домохозяин отвечал за все повинности и руководил хозяйством. За ним признавалось право приобретения и отчуждения имущества, но с согласия остальных взрослых членов семьи мужского пола. Во всех этих особенностях большой семьи отчетливо выступало ее общинное начало. Как ни было велико право главы семьи распоряжаться имуществом, оно «всегда оставалось ограниченным требованием общего согласия или хотя бы соображениями пользы для семьи; семейное имущество продолжало признаваться семейной собственностью. На этой позиции стояла как сама семья, так и «мир», так и практика волостного суда» 2 . Дети (сыновья) при жизни отца не могли распоряжаться общесемейным имуществом; выдел, точно так же как и размер выделяемой доли, зависел всецело от воли отца. Однако к концу XIX в. во многих, особенно промышленно развитых областях выдел женатых сыновей стал обычным явлением, и родители редко препятствовали этому. Особенно распространен был полный раздел, который происходил по преимуществу со смертью главы семьи (деда или отца).

Внутренние взаимоотношения, права и обязанности членов семьи были строго регламентированы. Глава семьи (отец, дед, брат-большак) являлся блюстителем ее бытового уклада. Он руководил полевыми работами, распределял обязанности между членами семьи, главным образом мужчинами, в частности, устанавливал очередность отхода сыновей и внуков на сторонние заработки. Положение в семье взрослых (в том числе и женатых) сыновей было зависимым, особенно в зажиточных семьях. В случае неповиновения отец мог лишить сына права на выдел и получение имущества. К концу XIX в. власть старшего в семье значительно ослабла. Заработки молодежи делали ее более самостоятельной. Большаку зачастую приходилось идти на значительные уступки молодежи. Предвидя в будущем выдел и подготавливая для этого почву, сыновья начинали вмешиваться в хозяйственную деятельность отца (покупка и аренда земли,продажа продуктов и т.п.), стали чаще сами выбирать невест.

Всеми домашними делами распоряжалась хозяйка, обычно жена главы семьи или, в случае ее смерти или дряхлости, старшая из снох.

Для крестьянских семей было характерно устойчивое половозрастное разделение труда в семье, связанное с патриархальным укладом. Специально мужской работой по домашнему хозяйству была подвозка топлива и кормов для скотины, уборка хлевов, уход за лошадьми, а также основные сель- ско-хозяйственные работы: сев, пахота, сенокос и т. д. В обязанности женщин входил, кроме полевых работ, уход за «избяной» скотиной, корм для которой шел из избы (телята, коровы, овцы, свиньи и домашняя птица). Помимо ухода за скотиной и изрядной части полевых работ, на женщинах лежала вся работа по дому: приготовление пищи, уборка, стирка, уход за детьми, подноска воды; последнее почти повсеместно считалось делом зазорным для мужчин. В осенне-зимний сезон женщины все свободное от другой работы время пряли и ткали. Основные работы по дому падали на замужних женщин, но и девушкам приходилось много работать, особенно прясть. Более самостоятельным было положение в семье женщины-хозяйки. При хороших отношениях с мужем она была его советчицей во всех делах. Свекровь (болыиуха) была относительно свободной и в хозяйствовании: кое-что из продуктов она могла продавать без ведома мужа (яйца, излишки пряжи, а в некоторых местах молочные продукты). Под ее контролем находились хлеб и съестные припасы. По народному выражению: «У кого квашня в руках, та и хозяйка в доме». Этим и объясняется, почему свекровь так держалась обычно за свое право «стоять у печи». Иным было положение снох. Они находились в зависимости не только от свекра и свекрови, но и от других старших членов семьи. При распределении обязанностей между замужними женщинами учитывалась и необходимость удовлетворения нужд личной семьи (детей, мужа). В выполнении основных домашних работ между невестками и свекровью устанавливалась строгая очередность. Каждой женщине выделялся определенный день, когда она в качестве стряпухи выполняла все работы по дому.

В условиях большесемейного уклада положение женщины в семье было связано с ее имущественными правами. Повсеместно существовало отдельное женское имущество, на которое семья могла претендовать лишь в исключительных случаях. В первую очередь оно состояло из приданого, которое было одним из источников ее личных доходов (например продажа шерсти и приплод овцы, данной в приданое). Личной собственностью снохи были также имущество и денежные средства, полученные по наследству. На свои средства сноха должна была удовлетворять все потребности свои и своих детей, так как по традиции из общесемейных средств, находившихся в ведении главы семьи, на них не тратилось ни копейки. Ей выделяли лишь пай из общего семейного запаса шерсти и конопли (или льна). В некоторых льноводческих районах (например в Тверской губ.) снохам выделяли из общих посевов по полоске льна. Часто в семьях само приданое дочери в основном изготовлялось на «бабьи заработки»; общесемейные средства тратились только на свадьбу. С развитием товарно-денежных отношений и с появлением новых потребностей (в частности покупного приданого) эта традиция ложилась тяжелым бременем на плечи женщин, вынуждая их к поиску различных сторонних заработков. После смерти жены приданое возвращалось ее родителям или поступало в собственность дочери. Особенно тяжелым было положение овдовевшей снохи. По обычному праву жена не наследовала имущества мужа. Исключение делалось только для старой вдовы. Размер вдовьей части в разных местностях колебался. В тех случаях, когда вдова оставалась с детьми (сыновьями), пай покойного мужа переходил его семье, и вдова обычно продолжала жить в мужниной семье. При общем семейном разделе ее дети (сыновья) получали пай на равных началах с братьями покойного мужа. Если же у вдовы к моменту раздела не было детей, ей оставалось либо вторично выйти замуж, либо возвратиться в родительский дом. При уходе она могла взять свое личное имущество и одежду покойного мужа. Если у вдовы были лишь незамужние дочери, ей полагался пай, однако его размер зависел от отношения к ней свекра, а случаи произвола были очень часты. При возникавших конфликтах жалобы женщин в волостные суды почти всегда кончались неудачей. Как правило, подобные дела передавались на рассмотрение сельского схода, а тот неизменно решал их в пользу свекра. Положение женщины в малой семье было иным. После смерти мужа она оставалась полной хозяйкой дома. В случае притязания на ее имущество со стороны деверей, она могла через волостной суд отстоять свое право.

Широко распространенным в русском семейном быту было примачество. Большею частью зять (приймак) принимался в семью, где не было сыновей. При переходе в дом тестя земельный пай зятя оставался у его родителей. В некоторых местностях зятя-примака шутливо называли «молодухой», за ним давалось «приданое». Если зять принимался в семью, то соответственно менялся и порядок свадебного ритуала, в частности, свататься шли родители невесты. В зятья обычно шли бедняки или сироты. При вступлении в дом тестя, зять заключал обычно письменное условие, которое состояло в определении его прав на имущество тестя. «Без письменного вида, на одну совесть, - как говорили крестьяне, - никто жить не пойдет». Наиболее распространено было наследование зятем на правах сына, т. е. на равных с ним долях. При жизни тестя зять получал половину дома, но всем хозяйством и имуществом распоряжался тесть, что делало положение зятя крайне зависимым. После смерти тестя зять становился главой дома. Положение приймака в большой семье, особенно в зажиточной, было приниженным. Недаром в народе сложились пословицы: «Зятьева шуба всегда под лавкой»; по поводу бесхвостой собаки говорили - «Должно быть в зятьях была, что хвост сбыла» и т. д.

Все эти черты семейного быта и патриархальных нравов с наибольшей силой проявлялись и дольше сохранялись в семьях, экономически сильных. В кулацких семьях, где вся жизнь подчинялась умножению семейного богатства, семейные нравы были подчас крайне жестоки. В семьях хозяйственно слабых традиционный порядок ослаблялся быстрее. Весь строй семейных взаимоотношений в 90- 900-е годы стал значительно проще, свободнее, без тех проявлений забитости и робости младшего поколения, которые были так характерны ранее для крестьянской семьи. Домашний уклад крестьянской семьи, ее обычаи и обряды были подчинены общим принципам и нормам жизни деревенского коллектива. Сила общественного мнения играла огромную роль в консервации быта, сохранении в нем ряда пережиточных моментов. Чередование работ, характер проведения досуга, формы питания определялись датами народного, аграрного по своей сути, календаря.

Л.Б. Герасимова
Омск, государственный университет

СТРУКТУРА СЕМЬИ
РУССКОГО КРЕСТЬЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ
СРЕДНЕГО ПРИИРТЫШЬЯ

Семейный строй населения и его особенности представляются важным свидетельством для характеристики этнических процессов. Так, сложение и развитие русской крестьянской семьи в Сибири неразрывно связаны с историей заселения и хозяйственного освоения сибирских пространств переселенцами (Александров В.А., 1964. - С. 119; Бояршинова З.Я., 1967. - С. 5-7; Власова И.В., 1980. - С. 39; Крестьянство Сибири в эпоху феодализма, 1982. - С. 400; Этнография русского крестьянства Сибири, 1981. - С. 13). Создание постоянного сельского населения происходило различными путями и с разной интенсивностью в отдельных районах в тот или иной период, что наложило отпечаток и на формирование крестьянской семьи. Русское крестьянское население, оседая в Сибири, создавало хозяйство, опираясь не только на хозяйственную культуру, но и на бытовые традиции, которые во многом обусловливались семейным строем.

Изучение семьи сопряжено с известными трудностями, которые обусловлены характером и состоянием источников. Вопросы, связанные с семьей, могут быть исследованы "только косвенным образом, поскольку семья никогда не была объектом, о котором собирались бы специальные сведения во время дореволюционных переписей" (Юхнева Н.В., 1981. - С. 43). Поэтому о наличии семей у поселенцев, о составе этих семей, времени их сложения, с некоторой долей условности можно судить на основе изучения всех данных источника.

Историю крестьянской семьи в XVIII - XIX вв. можно проследить по массовым материалам представленным в таком виде источников как "ревизские сказки". Ревизии второй половины XVIII в. дают более точные сведения о составе населения, так как начиная с третьей ревизии, в них фиксировались не только мужчины, но и женщины.

Нами для анализа структуры семьи было выбрано восемь населенных пунктов Среднего Прииртышья, в которых проживают две группы русского крестьянского населения (старожилы и переселенцы). Это - с. Бергамак (ранее слобода Бергамакская), д. Курнева, д. Луговая, с. Мыс (ранее д. Мысовая; Мысовская) и д. Самохвалова Муромцевского района Омской области, ранее принадлежащие Бергамакской волости Тарской округи Тобольской губернии, с. Усть-Тарское (ранее Устарское) Тарского района Омской области, ранее принадлежавшее Логиновской волости Тарской округи Тобольской губернии, а также с. Могильно-Посельское (д. Могильно-Посельщичья) и д. Могильно-Старожильская (д. Могильная Старожильская) Большереченского района Омской области, ранее приписанные к Карташевской волости Тарской округи Тобольской губернии.

Первоначальное русское население районов Западной состояло в основном из мужчин, пришедших в одиночку (Бояршинова З.Я., 1967. - С. 5-7; Шунков В.И., 1956. - С. 266-268). Первым этапом создания семей у русского населения Сибири был перевоз родственников с "Руси". С середины XVII в. по мере роста осевшего населения возникали внутренние возможности для образования семей в среде сибирских переселенцев. Немалую роль в этом сыграли вторичные внутренние заселения.

Сибири, как и вообще России, были свойственны крестьянские семьи двух типов: малые, состоявшие из двух поколений (родители - дети), и неразделенные. К последним относились так называемые "отцовская", состоявшая из трех, а иногда четырех поколений, и "братская", в которой совместно жили женатые братья со своими детьми. На первом этапе освоения Сибири у осевшего населения преобладали семьи, которые по своей форме относились к малой семье. Они состояли в основном из супругов и детей или супругов без детей. По своему составу в местах, где сельскохозяйственное освоение началось прежде всего, "во второй половине XVII в. и до XVIII в. малые двухпоколенные семьи занимали доминирующее положение..." (Александров В.А., 1981. - С. 88). В начале XVIII в. там стал наблюдаться рост неразделенных семей. Традиция восстановления неразделенных семей была обусловлена прежде всего хозяйственными соображениями. В старозаселенных уездах Западной Сибири преобладали "отцовские" семьи, а в районах юга Западной Сибири, где еще шел процесс колонизации, происходил процесс роста малых семей в неразделенные братские или смешанные отцовско-братские.

В целом, в освоенных районах Сибири к началу XVIII в. неразделенные семьи либо преобладали, либо составляли немалое число. Таким образом, в сравнении с начальным периодом заселения размеры семей увеличиваются, усложняется их состав. Разделы разраставшихся семей тормозились в это время обработкой десятинной пашни. Во второй половине XVIII в. в развитии крестьянской семьи начал проявляться новый этап. К тому времени во многих местах происходили разделы старожильческих семей, чему способствовали отмена государевой пашни (с 1760-х гг.) и перевод крестьян на повинность в денежной форме. Кроме того, путем разделов крестьяне стремились избавиться от рекрутской повинности, так как общины стремились выделить рекрутов в первую очередь из многолюдных семей. Аналогичная ситуация имела место в тех районах юга Западной Сибири, где процесс первоначального освоения завершился: в Тарском округе средние размеры крестьянских семей в 80-90-х гг. XVIII в. колебались по волостям от 2 до 3,2 души мужского пола, а типичными были семьи в 1-3 души мужского пола (Миненко Н.А., 1979. - С. 44).

По данным IV-й ревизии 1782 г. в слободе Бергамакской семья состояла из 3,2 души мужского пола и 3,1 души женского пола, типичными были семьи в 1-4 души мужского пола. Нетипичными на общем фоне выглядели семья Лисина Ивана Дмитриева, состоящая из 18 душ мужского пола и 13 душ женского пола, и семья Мельникова Михайло Никитина, состоящая из 20 душ мужского пола и 16 душ женского пола (ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 31. Лл. 4 об. - 5 об.) Семья Мельникова была четырехпоколенной неразделенной братской семьей.

Из общей картины исследуемых сел выбивается д. Могильно-Посельщичья. В этом населенном пункте по материалам 1782 г. на одну семью приходится 1,4 души мужского пола и столько же женского. Это можно объяснить ее недавним заселением и местом выхода переселенцев из Европейской части России, по сравнению, к примеру, с вновь заселившейся д. Могильно-Старожильской, куда прибывали люди из близлежащих мест и везли с собой семьи целиком (Табл. 1).

Таблица 1

КОЛИЧЕСТВО ДУШ НА ОДНУ СЕМЬЮ В СРЕДНЕМ ПРИИРТЫШЬЕ В 1782-1897 ГГ.

Название населенных
Бергамак
Могильно–Посельское
Могильно–Старожильское
Усть-Тарское
Самохвалова*

1 В 6-й ревизии (1811 г.) указаны лица только мужского пола.* Впервые деревни написаны в 1795 г.
Составлено по: ТФ ГАТО. Ф. 154, оп. 8, д. 31, лл. 1-15 об., 78-79 об., 172-179, 180 об.-185, 295 об-306; д. 63, лл. 101-108 об., 111-114, 115-118 об.; д. 295, лл. 1-5 об., 6, 27-30 об., 39-41 об., 43-43 об., 45-46; д. 298, лл. 114-119, 120-125; д. 301, лл. 19-25 об.; д. 640, лл. 271-297, 298-324; д. 643, лл. 37 об.-55; д. 652, лл. 1-39 об., 208 об.-235, 237 об.-248, 250 об.-254; ф. 417, оп. 2, дд. 2182, 2183, 2194, 2202, 2203, 2364, 2365, 2366, 2473, 2474, 3922, 3929.

Далее нами исследовались три деревни Бергамакской волости, которые в V-й ревизии 1795 г. обозначены как "вновь заводимая деревня Курнева после ревизии", "вновь заводимая деревня Луговая после ревизии", "вновь заводимая деревня Самохвалова после ревизии" (ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 63. Лл. 115-118 об., 111-114, 101-108 об.). По данным архива мы видим, что из трех деревень выделяется д. Самохвалова своим меньшим количеством душ на одну семью. Это объясняется тем, что д. Луговая и д. Курнева заселялись из близлежащих населенных пунктов - деревень Дурновой, Муромцовой, слободы Бергамакской Бергамакской волости и села Логиново Логиновской волости, а в д. Самохвалову основная масса людей ехала из Ялуторовской и Тюменской округи.

Таким образом, крестьянская семья освоенных в XVIII в. районов юга Западной Сибири к концу столетия приблизилась по размерам и структуре к крестьянским семьям уездов раннего заселения. Малая семья в это время становилась господствующей формой семьи, как и в начальном периоде освоения Сибирских земель. Но между малой семьей, существовавшей у первого поколения сибирского крестьянства, и такой же по форме семьей во второй половине XVIII - начале XIX в. были отличия. Во-первых, отличительной особенностью вторичной малой семьи по сравнению с первоначальной могло быть сокращение числа лиц, не имевших наследников, ибо у первых насельников не всегда был полный состав семей и не все из них имели возможность заводить детей. Во-вторых, вторичная малая семья была более многолюдной (Этнография русского крестьянства Сибири, 1981. - С. 24).

В целом по Сибири в течение XVIII в. средний размер крестьянской семьи уменьшается. И причем процесс этот в равной степени был присущ округам Европейской России. Многосемейные дворы перестали быть массовым явлением. К концу XVIII в. малые двухпоколенные семьи составляли в рассматриваемом районе примерно 56% всего количества семей (Липинская В.А., 1985. - С. 52). В восьми исследуемых населенных пунктах количество двухпоколенных семей составило в это время 49,3% от общего количества семей. Семей, состоящих из одного поколения было 74 или 32,6%. По разным населенным пунктам соотношение сложилось различное. Так, в слободе Бергамакской и д. Луговой преобладающими являлись семьи из трех поколений (14 семей - 40% и 4 семьи - 80% соответственно). В деревнях Могильно-Старожильской, Мысовской, Устарской и Самохваловой преобладали семьи двухпоколенные - 17 или 60,7%, 3 или 60,0%, 17 или 56,6%, 17 или 70,8% соответственно. Но в д. Могильно-Старожильской на втором месте по количеству были семьи однопоколенные - 7 или 25,0%, а в трех других - трехпоколенные. В д. Мысовской семьи, состоявшие из одного поколения вообще отсутствовали, как, впрочем и четырех поколенные; оставшиеся 40% - составляли две трехпоколенные семьи. А в д. Могильно-Посельской 52 семьи (54,2%) составляли однопоколенные семьи и 44 (45,8%) двухпоколенные. В д. Курневой из 4 семей 2 были двухпоколенными и 2 - трехпоколенными. Четырехпоколенные семьи были редкостью - только в слободе Бергамакской было 2 семьи, что составило 0,9% от общего количества семей конца XVIII в. (Табл. 2).

Таблица 2

СРЕДНЕГО ПРИИРТЫШЬЯ
В 1782-1795 ГГ.

Название населенных	Всего семей1
Бергамак
Могильно-Посельское
Могильно-Старожильское
Усть-Тарское
Самохвалова
Во всех населенных пунктах

Составлено по: ТФ ГАТО. Ф. 154, оп. 8, д. 31, лл. 1-15 об., 78-79 об., 172-179, 180 об.-185, 295 об.-306; д. 63, лл. 101-108 об., 111-114, 115-118 об.

Видимо, разница в поколенном составе семьи зависела от времени и источников заселения населенных пунктов. Бергамакская слобода, как заселившаяся раньше других имела в составе семей все варианты поколений - от одного до четырех. В д. Устарской не было только четырехпоколенных семей. В д. Могильно-Посельщичьей отсутствовали трех и четырехпоколенные семьи, так как заселялась она незадолго до ревизии и семьи прибывали из Европейской России в "удобном" для дальних переездов составе. В д. Самохваловой, которая хотя и заселялась не из близлежащих населенных пунктов, нет только четырехпоколенных семей, что объясняется, видимо, не столь дальним местом выхода как Европейская Россия, а также тем, что заселялась она в основном экономическими крестьянами, которых перевели по указу Тобольской казенной палаты. Могильно-Старожильская не имела только семей состоящих из четырех поколений, а деревнях Курнева, Луговая и Мысовская - однои четырехпоколенных, что объясняется, хотя и более поздним их заселением по сравнению с тремя другими населенными пунктами, но близлежащими местами выхода переселенцев, что позволяло везти с собой семьи в полном составе.

В первые десятилетия XIX в. ситуация с людностью крестьянской семьи изменилась мало. В шести населенных пунктах произошел некоторый рост населенности крестьянской семьи, в одном - некоторое уменьшение, а еще в одном не изменилось. В д. Курневой произошло некоторое уменьшение количества душ мужского пола (к сожалению, о женских душах ничего сказать нельзя) с 4,5 в конце XVIII в. до 4,3 в начале XIX в. Это было связано с тем, что две семьи за это время переехали в д. Неупокоеву и д. Мысовую, а другие разделились и, соответственно, количество душ на семью уменьшилось. В д. Луговой количество семей за это время уменьшилось на одну (из 5 семей осталось 4), но одна из семей - семья Дмитрия Федорова Лисина и его брата Никифора - имела 24 души мужского пола, что увеличило среднее количество душ мужского пола. Если вычесть эту семью из расчетов, то выходит 5,6 душ мужского пола на семью. К середине века размеры крестьянских семей росли и достигли довольно значительной величины во всех исследуемых населенных пунктах кроме д. Луговой. В этой деревне количество душ на одну семью уменьшилось, но увеличилось общее количество семей (с 4-х до 20). Это произошло в связи с тем, что семьи разделились. Так семья Дмитрия Федорова Лисина, которая в прошлую ревизию 1811 г. имела 24 души мужского пола, разделилась на шесть семей. Но рост размеров семьи шел не столько за счет усложнения ее структурно-поколенного состава, сколько за счет увеличения числа детей. Особенно это заметно на примере д. Могильно-Посельской и д. Самохваловой, в которых крестьянские семьи выросли с 1,4 и 3,2 душ мужского пола в конце XVIII в. до 4.0 и 4,9 душ мужского пола соответственно в середине XIX в. Эти семьи стали по количеству душ на семью самыми большими во всех исследуемых населенных пунктов. (Таблица 1).

Увеличение людности семей в первой половине XIX в. происходило за счет увеличения рождаемости и уменьшения смертности детей. Это свидетельствует о том, что крестьяне освоились с местными природными условиями, встали на ноги, увеличивали хозяйство и, следовательно, с одной стороны им требовалось больше рабочих рук, а с другой - они могли эти "руки" прокормить. Имело значение и ослабление темпов дробления семей, что, видимо, надо связывать с указом Сената от 30 марта 1823 г. "О воспрещении казенными крестьянами из больших делиться на малые", так как правительство связывало главную причину дробления крестьянских семейств с порядком отбывания рекрутской повинности.

В южной части Западной Сибири в конце XVIII - первой половине XIX в. можно увидеть немалый приток переселенцев из Европейской России и из соседних северных округов. Однако влияние миграций на динамику размеров семьи в разных частях юга Западной Сибири оказывалось различным. Если обратиться к Тарскому округу, то здесь в первых десятилетиях XIX в. существовала семья, которая по составу и количеству душ на одну семью была близка семье конца XVIII в. Во второй четверти XVIII в. здесь происходило увеличение людности крестьянских семей. Исследователи писали, что преобладающими стали семьи, состоявшие из трех поколений, они составляли 48%, тогда как двухпоколенные занимали уже второе место и составляли 36% всего количества семей (Бояршинова З.Я., 1967. - С. 7; Миненко Н.А., 1979. - С. 38). По данным ревизских сказок за 1850 г. мы проследили развитие русской крестьянской семьи данного региона. В это время для всех исследуемых пунктов было характерно увеличение людности семьи, а по поколенному составу значение двухи трехпоколенных семей было приблизительно одинаковым, с небольшим перевесом в сторону семьи из трех поколений - 41,4% и 36,1% соответственно (Табл. 3).

Таблица 3

ПОКОЛЕННЫЙ СОСТАВ РУССКОЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ СЕМЬИ
СРЕДНЕГО ПРИИРТЫШЬЯ В 1850 Г.

Название населенных	Всего семей1	Число семей, включающих поколения:
Бергамак
Могильно–Посельское
Могильно–Старожильское
Усть-Тарское
Самохвалова
Во всех населенных пунктах

1 В общее число семей не входили те, которые к моменту переписи не имели в живых ни одной души, но были занесены в ревизию.
Составлено по: ТФ ГАТО. Ф. 154, оп. 8, д. 640, лл. 271-297, 298-324; д. 643, лл. 37 об.-55; д. 652, лл. 1-39 об., 40-57, 208 об.-235, 237 об.-248, 250 об.-254.

В целом же развитие крестьянской семьи в районе Среднего Прииртышья шло примерно так же, как в более северных районах. Среди больших преобладали отцовские неразделенные семьи. Важно отметить, что даже большие семьи, как правило, не имели более 7-7,5 душ мужского пола. Были, разумеется, и исключения. В д. Могильно-Посельской по 9-й ревизии (1850 г.) в семье Алимпия Григорьева Артемьева, 63 лет, было 17 душ мужского пола и 10 душ женского пола. Семья была трехпоколенной и состояла из отца с матерью, четырех их женатых сыновей с детьми и двух неженатых сыновей и одной дочери-девицы. Возрастные рамки в семье были от 63-х лет до 3-х месяцев. Это была так называемая отцовская неразделенная семья. Семья Тараса Яковлева Балова из д. Могильно-Старожильской была неразделенной братской. Шестеро женатых и детных братьев жили под главенством старшего брата, с ними же жила их мать. Всего в семье было 12 душ мужского пола и 15 женского.

Неразделенная семья систематически регенерировалась на основе малой, но, не будучи неизменно существующей, через относительно короткое время распадалась. История неразделенных семей - отцовских и братских - как вторичных образований, свидетельствует об их подчиненности семье малой.

В конце XIX - начале XX в. преобладали семьи из двух, реже трех поколений прямых родственников. Семья из двух поколений - родителей и их детей, по материалам Первой всеобщей переписи населения 1897 г. составляла 53,3% от общего количества семей, на втором месте находились трехпоколенные семьи - 29,8%, на третьем - однопоколенные - 15%. (Табл. 4). В это же время наблюдается уменьшение численности семей до 2,5 душ мужского пола. (Табл. 1). Но и в этот период имелись исключения. В с. Бергамак по материалам переписи 1897 г. семья Елисеева Еремея Васильева, состояла из 11 душ мужского пола, насчитывая всего 22 души обоего пола, и была братской неразделенной (ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2183. Лл. 17 - 20).

Таблица 4

ПОКОЛЕННЫЙ СОСТАВ РУССКОЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ СЕМЬИ
СРЕДНЕГО ПРИИРТЫШЬЯ В 1897 Г.

Название населенных	Всего семей1	Число семей, включающих поколения:
Бергамак
Могильно–Посельское
Могильно–Старожильское
Усть-Тарское
Самохвалова
Во всех населенных пунктах

Составлено по:

ТФ ГАТО. Ф. 417, оп. 2, дд. 2182, 2183, 2194, 2202, 2203, 2364, 2365, 2366, 2473, 2474, 3922, 3929.

Семья русского крестьянского населения Среднего Прииртышья, как и Сибири вообще, имела много общего по форме, составу, структуре с крестьянской семьей Европейской России. Эта общность определялась традиционными представлениями о формах семейного строя и быта, основывавшихся в свою очередь на опыте хозяйствования крестьянского двора. В Среднем Прииртышье, как и в Сибири в целом, развитие сельской семьи в изучаемый период шло от образования малых семей к постепенному разрастанию и превращению в неразделенные семьи, а затем, в результате деления последних, к вторичному распространению малых семей.

Источники

Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области (ТФ ГАТО) Ф.154. Оп. 8. Дд. 31, 63, 295, 298, 301, 640, 643, 652 (Ревизские сказки).
Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области (ТФ ГАТО) Ф.417. Оп. 2. Дд. 2182, 2183, 2194, 2202, 2203, 2364, 2365, 2366, 2473, 2474, 3922, 3929 (Первая всеобщая перепись населения 1897 г.).

Литература

Александров В.А. Русское население Сибири XVII - начала XVIII в. (Енисейский край). - М., 1964. - 303 с.
Александров В.А. Типология русской крестьянской семьи в эпоху феодализма // История СССР. - 1981. - № 3. - С. 78-96.
Бояршинова З.Я. Крестьянская семья Западной Сибири феодального периода // Вопросы истории Сибири. - Томск, 1967. - Вып. 3. - С. 3-27.
Власова И.В. Структура и численность русских крестьян Сибири в XVIII - первой половине XIX в.// Сов. этнография - 1980. - № 3. - С. 37-50.
Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. - Новосибирск, 1982. - 504 с.
Липинская В.А. Семейно-брачные связи у русских крестьян Западной Сибири в конце XIX - начале XX в.// Культурно-бытовые процессы у русских Сибири. XVIII - начало XX в. - Новосибирск, 1985. - С. 64-72.
Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири (XVIII - первой половины XIX в.). - Новосибирск, 1979. - 350 с.
Шунков В.И. Очерки по истории земледелия Сибири. XVII в. - М., 1956. - 397 с.
Этнография русского крестьянства Сибири XVII - середины XIX в. - М., 1981. - С. 3-26.
Юхнева Н.В. К методике использования статистических источников конца XIX - начала XX вв. в этнографических исследованиях // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. - Томск, 1981. - С. 41-43.

* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта конкурса-экспертизы молодежных проектов РАН № 369, ФЦП "Интеграция", проект Э 0137

Память – это самое главное,
что может оставить о себе человек

История одной крестьянской семьи

Вспоминая и анализируя жизнь своих предков, да и свою, я убедилась, что ни одно поколение в России не прожило без каких-либо потрясений: войны, революции, контрреволюции, репрессий, засухи, голода и так далее.

Я долго думала надо ли писать эти воспоминания – никому это не нужно. Но решила описать историю одной крестьянской семьи на примере моих предков по материнской линии просто для себя, так как наследников у меня нет.

Краткая история моей Родины

Родина моя – село Бережок Ивановской области Гаврило-Посадского района. «Расположено село в 24 верстах от Юрьева и в 75 верстах от Владимира, на берегу безымянной речки» — так записано в царских грамотах 16 столетия. И в них село Бережок значится государевой дворцовой вотчиной.

В 1587 году царь и великий князь Федор Иванович пожаловал «свое село дворцовое Бережок супруге умершего брата своего, царевича Ивана Ивановича, царице-старице Александре, иночески подвизавшейся в Суздальском покровском женском монастыре».

В 1613 году в своем духовном завещании она пожаловала Бережок Покровскому монастырю, где село и оставалось до изъятия монастырских земель, до 1764 года. В дальнейшем селом владело местное духовенство, крупные землевладельцы и лесопромышленники.

Во многих домах стояли ткацкие станки, на них при свете лучины женщины занимались ткачеством. Затем за мизерную плату сдавали полотно фабрикантам. Крестьяне на своих участках выращивали лен, теребили его, обрабатывали, пряли и ткали холеты. У меня до сих пор хранится рулон льняного полотна, сотканного еще моей бабушкой, которому больше ста лет.

По рассказам моей матери, знаю, что село до революции и во время НЭПа было торговым. Во время ярмарок приезжали торговцы (купцы) не только из соседних сел и деревень, но и из таких городов как Юрьев-Польский, Суздаль, Иваново, Шуя и других. На ярмарке можно было купить все, если были бы деньги. А рыбу какую ели наши предки! Белугу, севрюгу, семгу, осетра, сельдь и другую. А икру красную и черную ели ложками. Любили почему-то больше красную. Рыбы в те времена было очень много, поэтому икру себе могли позволить даже крестьяне.

В селе до революции 1917 года было три церкви. Я помню только одну и то наполовину разрушенную. Ее в 50-ых годах прошлого века разобрали и это место расчистили. Сейчас, говорят, там памятник воинам, погибшим в Великой Отечественной войне. Это была шатровая церковь, точь-в-точь как на картине Саврасова «Грачи прилетели». Когда смотрю на эту картину, вспоминаю раннее детство и явно слышу крик грачей, которые жили на ветлах у церкви, а наш дом был как раз напротив. Может быть, потому что раннее детство проходило под крики грачей, галок, лай собак. И меня этот шум никогда не раздражает. Раздражал и раздражает только громкая музыка, особенно современная.

При советской власти село переживало и взлеты, и падения, но всегда оставалось крупным сельскохозяйственным предприятием, так как земля очень плодородная – черноземная (Владимирское ополье). Каким сейчас оно стало не знаю, не была больше пятидесяти лет.

Фамилия моих предков по материнской линии была очень красивая – Дианова. В селе Диановых было несколько семей – может дальние родственники, а может однофамильцы, как бывает почти в каждом селе или деревне.

Прадед и прабабушка

Прадеда звали Петр, он был военным. В каком звании не знаю, но служил во Владимире, казарма располагалась на Ямской улице. Прабабушка, имя ее не помню, в 38 лет осталась вдовой. В отчаянии она паломником отправилась в Иерусалим, вернулась только через три года, а родные думали, что она погибла. В пути паломники нанимались на разные работы, чтобы иметь пропитание, поэтом так долго и ходили. Прабабушка рассказывала, что когда они шли по территории Турции, турчата (дети) в них кидались камнями. Она принесла святой воды из Иордана. Я помню, что эта вода была в красивой голубой стеклянной бутылке. Если кто болел, моя мать смачивала тряпочку или просто изо рта брызгала на больного. Помогало или нет, не знаю. Эту воду она постоянно разбавляла освященной крещенской водой.

Дед и бабушка

Михаил Петрович Дианов в селе имел прозвище ямской, потому что родился во Владимире на ямской улице в 60-х годах 19 века. Судьба распорядилась так, что во Владимире он и умер.

Когда Михаил подрос, сосватали ему в жены сироту Варюху (Варвару Сергеевну). Кто ее родители и почему они рано умерли, я не знаю. Грамоте ее никто не научил. Но зато трудолюбием и добрым характером Бог наградил сполна. Детей у них с дедом родилось много, но в живых осталось только четверо – два сына и две дочери. Дети в то время часто умирали от разных инфекционных болезней, особенно те, кто родился летом. Жара, мухи, антисанитария в жилищах способствовали распространению болезней. Бабушка знала много лекарственных трав и охотно делилась ними с односельчанами.

Дед с бабушкой прожили вместе около 50 лет и ни разу не ссорились даже по пустякам. Дед был культурным хозяином, выписывал различные газеты и журналы. Много читал, интересовался новинками садоводства и огородничества. У него был образцовый сад, в котором росли яблони разных сортов, груши, ягоды и даже лесные орехи. Ни у кого на селе такого сада не было. Яблоки и рябину сушили, морозили, мочили и морозили. Зимой к ним любили приходить односельчане на посиделки. Женщины пряли, вязали, пели, шутили. У мужчин были свои разговоры, в основном об урожае, политике и войнах. Дед приносил моченых и мороженых яблок и рябины, угощал всех.

В семье очень любили и умели петь. В праздники к их дому даже приходили слушать пение односельчане. Один сын, Ефим, обладал исключительным слухом и был в церковном хоре регентом. Другой сын, Андрей, очень здорово плясал – в праздники так плясал. Что после сапоги приходилось ремонтировать. Вином излишне никто сильно не увлекался ни в праздники, ни тем более в будни.

Хозяйство было крепким, потому что вместе с родителями жили два сына со своими семьями. У Андрея было девять детей, у Ефима две дочери. Еще младшая дочь Анна (моя мать) жила с родителями. За стол обедать садилось 18 человек. Не представляю как бабушка управлялась по хозяйству. У всех детей и внуков были свои обязанности, но пищу на всех готовила только бабушка. Тогда ведь для приготовления пищи не было ни газа, ни скороварок, ни мультиварок – одна русская печь!

Во время обеда существовал порядок: пока глава семьи не даст сигнал – постучит ложкой по столу, мясо из общего блюда таскать было нельзя. Отец ни на кого из детей никогда не поднимал руку. Но однажды Анна, после репетиции в художественной самодеятельности пришла к ужину и нечаянно за столом запела. Отец дал ей затрещину и выгнал из-за стола. Порядок есть порядок, а она его нарушила.

В хозяйстве было две лошади, две коровы, куры, овцы, свиньи и другая живность. После революции 1917 года жители села никаких особых перемен не почувствовали. Моя мать и ее старшие племянники (они были почти ровесники) вступили в комсомол и молодежное движение «Синяя блуза» (синеблузники). У них была единая форма – всем шили одинаковые блузы синего цвета. Для молодежи организовывали различные мероприятия: спортивные секции, кружки, художественную самодеятельность. Спектакли ставили в основном классические (А. Островского), с концертами и спектаклями ездили в другие села, в Юрьев-Польские, Гаврилов Посад. Для поездок мой дед всегда давал лошадей. Когда мать рассказывала о своей молодости, я ей даже завидовала – как интересно они жили.

Все плохое началось в начале 30-х годов, когда стали громить церкви, организовывать колхозы. Дед выступил осуждающе против погромщиков церквей и в колхоз не пошел. Мою мать за то, что не смогла отца сагитировать выступить в колхоз исключили из комсомола. Лошадей во всей сбруей и коров отобрали. Тогда оба сына отделились, Ефим купил дом в селе, а Андрей с семьей завербовался куда-то на Север, там и загадочно погиб. Семья вернулась в Бережок, а потом уехали в Иваново. Дед с бабушкой и младшей дочерью Анной, которая еще не была замужем, купили плохонький домишко.

Вскоре деда арестовали и посадили в тюрьму, Владимирский централ. Было ему тогда около 70 лет. У бабушки с моей матерью конфисковали дом. Моей матери, а ей было всего 24 года, пришлось выкупать этот дом на торгах. Большинство односельчан понимали, что несправедливо местные власти поступили с семьей деда и прямо во время процессов торгов одолжили деньги. В том году уродилось очень хорошая картошка, и мама стала печь пироги с картошкой и возить на рынок в Иваново. До железнодорожной станции в Гаврилов Посаде было 18 километров, которые надо было пройти пешком с корзиной пирогов. После каждой поездки она с кем-нибудь расплачивалась и вычеркивала из списка. Таким образом, выкупила у государства свой же дом.

Вещий сон

Дед в тюрьме, надо было его навестить. Собрали продуктов, напекли пирогов, и Анна пошла пешком во Владимир, а это 75 верст. Дошла она до Суздаля когда уже начало темнеть. На окраине города она постучала в один из домов и попросилась на ночлег. Хозяйка, очень приветливая женщина, напоила чаем и уложила спать на полатях. Уснула мгновенно…И вдруг ей снится сон: огромное черное только что вспаханное поле. А вдали часовня… В это время ее разбудила хозяйка: «Вставай, молодайка, тебе пора идти». Анна рассказала ей сон, хозяйка встревожилась: «Плохой сон-то».

Дошла она до Владимира, нашла тюрьму, объяснила к кому она пришла. Дежурный сходил в помещение, вышел и сказал, что Михаил Петрович Дианов умер. Якобы ему сказали, что он не виноват и его завтра отпустят. И от радости у него случился разрыв сердца. Мать заплакала и попросила, чтобы ей показали его могилу. Сторож повел ее на кладбище и вдруг она увидела часовню точно такую, какую она видела во сне. Совершено очевидно, что какая-то сверхъестественная сила существует. Искали они со сторожем могилу долго, но так и не нашли. Она отдала сторожу передачу для заключенных и пошла домой. Сейчас я думаю, что он умер, скорее всего из-за того, что из 70-летнего старика выбивали признание в чем-то.

Много лет прошло, и я стала интересоваться, за какую провинность наказали моих предков. Мать говорила за то, что дед выступил против погромщиков церквей. Моя двоюродная сестра рассказала, что в колхозе уродился очень хороший картофель 9семена были элитные). Глубокой осенью, когда с поля картофель был уже убран, и начались заморозки, дед с ведерком пошел и стал собирать клубни на семена, которые уже никто собирать не будет. Один из соседей был членом правления колхоза, увидел и доказал. Я думаю, что деда посадили за все вместе – и за церковь, и за десяток (не больше) подмороженных картофелин. Вот так, десяток картофелин стоили нашей семье собственного дома и жизни деда.

Обращалась я во Владимирскую тюрьму с вопросом, за что же на самом деле был осужден дед. Оказывается, архивы были утеряны при эвакуации во время Великой Отечественной войны. Жаль. У нас в семье не было фотографии деда, и я думала, что хоть на тюремной фотографии увижу, каким был дед.

В заключение несколько слов о моей маме – Пузановой (Диановой) Анне Михайловне. Она была младшим ребенком, родилась, когда родителям было уже больше сорока лет. Левша, но очень рукодельная. В 8 лет самостоятельно научилась вязать, а затем прясть, шить и вышивать. Крестиком, очень мелким, она без всякой канвы могла вышить любой рисунок. В молодости сама себе шила одежду и была в селе самой модной. Был у нее и артистический талант – хорошо пела, танцевала и играла на сцене всегда главные роли в пьесах. Однажды в Бережок приехали искать таланты из театра им. Волкова города Ярославль и только ее одну пригласили на работу в театр. Но мать не пустила, мотивирую тем, что артисты отличаются слишком свободным поведением. Ослушаться она не посмела.

Говорят, что природа на детях отдыхает. Это про меня. Ничего не умею: ни спеть, ни станцевать, да и говорить-то нормально не умею.

Л. Пузанова

Крестьянская семья

В крестьянской семье царил дух взаимопомощи, обязанности были строго распределены, из поколения в поколение передавались традиции, трудовые навыки, нравственные устои.

"В семье и каша гуще"

Авторитет семьи в народе был необычайно высок. Человек, не желавший в зрелом возрасте заводить семью, вызывал у соседей подозрение. Только две причины считались уважительными – болезнь или желание уйти в монастырь. Русские пословицы и поговорки так оценивали значение семьи: "Не женат – не человек", "В семье и каша гуще", "Семье в куче не страшна и туча".

В далеком средневековье крестьяне жили большими патриархальными семьями из 15-20 человек: престарелые родители, женатые сыновья с детьми и внуками – три-четыре поколения родственников. Тесновато бывало такой семье в небольшом крестьянском доме. Может быть, тогда и родилась поговорка "В тесноте да не в обиде"?

В XVII в. преобладали семьи не более 10 человек, состоящие, как правило, из представителей двух поколений – родителей и детей. Главой семьи был старший мужчина в доме. Его уважительно называли "большаком". Даже взрослые женатые сыновья, имевшие собственных детей, считались с ним. Большак распоряжался имуществом семьи и судьбой ее членов, руководил полевыми работами, распределял трудовые обязанности. Во время обеда большак сидел.на почетном месте в красном углу избы под образами.

В основе крестьянского супружеского союза лежал прежде всего хозяйственный интерес. Такое святое для многих людей чувство, как любовь, редко бралось в расчет. Помещик женил крепостных по своему усмотрению. Да и народная традиция не предусматривала обоюдного согласия юноши и девушки на брак – за них все решали родители.

Невесту старались выбрать не столько красивую, сколько здоровую, умелую, трудолюбивую. Ведь после замужества ей приходилось брать на себя все домашнее хозяйство, воспитывать детей, ухаживать за скотиной, работать в огороде, поле. У "непряхи" и "неткахи" было намного меньше шансов выйти замуж, чем у искусной рукодельницы. Такой, казалось бы, утилитарный подход при создании семьи вовсе не означал, что союз двух людей был непрочным. Супругов объединяла общая забота: о хозяйстве, о детях, о доме. Ну а что до любви – "стерпится-слюбится", – считали в старину.

В былые времена женились очень рано. "Кормчая книга" – свод церковных правил, составленный в XIII в. и регулировавший в том числе и семейные отношения, – устанавливала брачный возраст для девушек– 13, для юношей– 15 лет. Не редки были случаи и более ранних браков. Борясь с ними, "Стоглав" в середине XVI в. обязывал священников венчать девушек никак не моложе 12, а юношей – 15 лет. Существовали и иные ограничения при вступлении в брак. Запрещалось, например, жениться родственникам до шестого колена, то есть троюродным брату и сестре. Церковь отказывала в венчании жениху и невесте, состоящим в кумовстве, сватовстве или крестном братстве. Запрещалось православным сочетаться браком с человеком другой веры или вовсе не крещеным.

Церковные правила допускали заключение брака не более трех раз. Даже второй брак считался греховным, и на вступающих в него церковь накладывала наказание – епитимью, запрещавшую причащаться в течение двух лет. Причем второй брак совершался без венчания, так же как и третий, сопровождавшийся пятилетней епитимьей. Насколько неприемлемы были для церкви последующие браки, отражал "Стоглав" в изречении Григория Богослова: "Первый брак – закон, второй – прощение, третий – законопреступление, четвертый – нечестие, понеже свинское есть житие".

Рождение новой семьи обязательно сопровождалось веселой свадьбой. Русская свадьба – одно из самых удивительных явлений народной культуры. Ее традиции соблюдали и простые крестьяне, и самодержавные цари. Русская свадьба исторически соединила в себе два древних обряда – народный, называвшийся "веселие", и христианский – венчание. Причем долгое время, вплоть до XVI в., в народной среде был распространен брак без венчания.

Лучшей свадебной порой на деревне считались осень и зима, когда были закончены все сельскохозяйственные работы. У крестьян появлялось свободное время, которого требовалось немало для подготовки свадебного торжества.

"Не выбирай невесту, вывери сваху"

Свадьбе обязательно предшествовало сватовство. Вопрос о выборе жениха или невесты в те времена, как уже упоминалось, единолично решали родители. Советоваться с женихом или невестой было не принято. Теоретически они могли впервые встретиться только под венцом. Правда, в деревне, где все друг у друга на виду, такое вряд ли могло произойти.

Главную роль при сватовстве играла сваха. "Не выбирай невесту, выбери сваху", – поучала народная мудрость. Чаще всего эту обязанность исполняла немолодая, опытная женщина, родственница или знакомая семьи жениха. От свахи требовалось особое умение красиво и убедительно говорить, ведь часто ей приходилось расхваливать не слишком ходовой "товар". Не зря в народе говорили: "На свашечкиных речах, как на санях – хоть садись да катись".

Обычно сваха приходила в дом невесты и издалека, иносказаниями и намеками, заводила разговор. Ее диалог с родителями невесты мог выглядеть примерно так. Сваха: "У вас – товар, у нас – купец". Если родители хотели отказать, они отвечали: "Наш товар непродажный", если желали продолжить разговор, то приглашали сваху к столу, "на хлеб-соль".

Не всегда сват или сваха добросовестно выполняли свои обязанности. Известен забавный случай из истории городской свадьбы XVII в. Некий сват договорился с отцом кривой невесты обмануть жениха, разумеется, не бескорыстно. Сват сообщил жениху, что он может увидеть невесту, сидящую у открытого окна своего дома в такой-то час. Девушка и вправду сидела у окна, но так, что кривой глаз не был виден с улицы. Жениху, не подозревавшему подвоха, невеста понравилась, и он дал согласие жениться.

Для того чтобы избежать подобных недоразумений, после успешных переговоров свахи с родителями невесты устраивали смотрины. В дом невесты приходила мать жениха либо ее доверенное лицо – смотрительница. Она разговаривала с девушкой и внимательно наблюдала за ней, желая убедиться, насколько та умна и хороша собою.

После смотрин происходил "сговор". Тут уж в гости к родителям невесты приезжал сам жених с отцом или старшим братом. Их встречали у ворот дома как почетных гостей, провожали в избу и усаживали на лавку в красный угол. В сговоре участвовали только мужчины. Сама невеста жениху не показывалась: пряталась за печью или скрывалась на полатях. Обе стороны договаривались о свадебных расходах, сроках, размерах приданого, подарках жениха невесте. Затем в знак согласия "ударяли по рукам". С этого момента вопрос о свадьбе считался решенным, и начиналась ее подготовка.

В крестьянских семьях родители чуть ли не со дня рождения дочери начинали собирать в отдельный сундук ее приданое: куски полотна, одежду, обувь, украшения, постельное белье и многое другое. Выучившись рукоделию, девушка пополняла сундук собственными изделиями – вышитыми, связанными, сотканными.

Вечером, накануне свадьбы, в доме невесты устраивали девишник. Подруги помогали укладывать приданое, а невеста, прощаясь с ними, пела грустные песни:

Исстари повелось, что жениха, будь он даже из холопов, в день свадьбы величали "князем", а невесту – "княгиней". Перед торжеством, согласно древней традиции, им в услужение назначали свадебные чины из родственников и друзей: "тысяцкий", "дружки", "бояре", "постельничий", "поезжане" и др. Тысяцкий был главным распорядителем на свадьбе. Он везде и всюду сопровождал жениха. Дружки созывали гостей, произносили речи, рассылали подарки от имени молодых. Поезжане сопровождали свадебный поезд. Бояре составляли коллектив почетных гостей.

"Жениться – не воды напиться"

С утра в день свадьбы все участники торжества собирались в домах жениха и невесты. Из дома невесты перевозили постель. Ее сопровождал целый конный поезд. Впереди верхом ехал невестин дружка, за ним – сани с постелью, в которых сидел постельничий. Сзади, на вторых санях, ехала невестина сваха. В доме жениха постель ставили в заранее приготовленное помещение – сенник, где молодым предстояло провести первую брачную ночь. Обычно это была отдельно стоящая "холодная" постройка. Обязательно соблюдалось лишь одно условие: на чердаке не должно было быть земли, чтобы, по суеверным представлениям, сенник ничем не напоминал могилу.

Приближался час венчания. Невесту обряжали в свадебное платье. В древности на Руси его шили из красной ткани. В русской песне "Не шей ты мне, матушка, красный сарафан" речь идет как раз о свадебном наряде. Одевание сопровождалось плачем невесты, символизирующим прощание с молодостью и свободой.

Особое значение при одевании невесты, да и во всем свадебном чине, имел обряд "чесания головы". По традиции незамужняя женщина на Руси носила одну косу – символ девичества – и венец. Готовя невесту к венчанию, сваха расплетала ей косу и расчесывала волосы гребнем, смоченным в слабом медовом растворе. Вплетенную в косу ленту дарили какой-нибудь из близких подруг. Невеста в это время пела с плачем:

После венчания с невесты снимали венец, а волосы заплетали в две косы и убирали под кику – головной убор замужней женщины. С этих пор ее волосы не должен был видеть никто из посторонних.
В церковь жениха и невесту сопровождал свадебный поезд: все свадебные чины, родные, друзья. Поезд вез также венчальные свечи жениха и невесты, каждая из которых могла весить больше пуда. После венчания при выходе из храма сваха осыпала молодых хмелем, считавшимся символом плодородия. Теперь свадебный поезд направлялся к дому жениха. Его родители на пороге встречали новобрачных с образами и хлебом-солью и благословляли их. За свадебным столом, пока гости ели, пили и веселились от души, молодым полагалось сидеть чинно и не прикасаться к еде. Свадебный пир сопровождался песнями, главными среди которых были величальные в честь жениха и особенно лиричные в честь невесты:

В разгар свадебного пира тысяцкий уводил новобрачных в сенник. Там их кормили и оставляли одних. В опочивальне между молодыми совершался древний обряд разувания. Жена в знак покорности мужу должна была снять с его ног сапоги. В одном из них лежала монета: если молодая снимала первым именно этот сапог, то, по примете, ее ожидало счастье в семейной жизни. В противном случае считалось, что ей всю жизнь придется рабски угождать мужу. При разувании муж в знак своей власти легонько ударял жену плетью, полученной в подарок от тестя.

«Кого люблю, того и бью»

Обряд разувания наглядно демонстрировал характер будущих отношений между супругами. Средневековая женщина.была полностью зависима от мужа. Его власть над женой утверждалась не только силой авторитета, но нередко и прямым насилием. Бить жену считалось в порядке вещей не только в крестьянской, но и в боярской среде. "Домострой" на этот счет высказывался положительно. В народной среде прочно бытовало представление: если муж не бьет жену, значит, он ее не любит. Показателен комический, с нашей точки зрения, эпизод из русской истории XVI в. Некий немец, живший в Москве, женился на русской. Спустя некоторое время жена упрекнула его в том, что он не любит ее. Немец, нежно относившийся к супруге, удивился: в чем его вина? "Ты ни разу не ударил меня", – услышал он в ответ. Тогда муж стал бить жену, и она перестала жаловаться.

И все же положение женщины из простонародья было намного свободнее, чем в боярской или купеческой среде. Крестьянка, занимаясь хозяйством, могла свободно выйти из дома по воду к колодцу или на реку, пойти в лес по грибы и ягоды, на жатву в поле. Боярыни же и купчихи вели затворнический образ жизни.

Женщина, тянувшая значительную часть воза крестьянских забот, пользовалась немалым уважением в семье. Ее роль особенно возрастала после смерти мужа. Нередко вдова становилась главой дома и приобретала дополнительный вес не только в семье, но и в крестьянской общине.

Рождение детей в семье всегда радость. Однако крестьян особенно радовало рождение мальчика. Объяснялось это просто: община выделяла семье надел пахотной земли – главного крестьянского богатства – на каждого родившегося ребенка мужского пола. На девочек земля не полагалась. Кроме того, женившись, сын приводил в дом еще одну работницу, а дочь, выйдя замуж, наоборот, уходила, да еще уносила с собой часть богатства семьи в виде приданого. Детей рожали столько, сколько Бог пошлет. Искусственно прерывать беременность считалось большим грехом. Лишь один фактор регулировал численность крестьянской семьи – высокая смертность: и детская, и взрослая. Рожали детей обычно в бане, которая в старое время заменяла лечебницу. Однако, работая до последнего дня, беременная крестьянка могла родить где угодно – в поле, в хлеву, в избе.

Физическому рождению человека не придавалось большого значения. Другое дело – духовное рождение – крестины. Обычно младенца крестили на сороковой день и нарекали именем того святого, чью память отмечали в день крестин. Крещеный обзаводился в этот день духовными родителями – крестными отцом и матерью. Их выбирали, как правило, из родственников. Крещение, как и свадьба, считалось большим событием. В день крестин родители устраивали стол для родных и близких и ежегодно отмечали день ангела, или именины, заменяющие празднование дня рождения.

Родители были для своих детей непререкаемым авторитетом. Даже взрослый сын беспрекословно подчинялся отцу. Авторитет родителей поддерживали и государство, и церковь. "Домострой" поучал: "Чада... любите отца своего и мать свою, и слушайте их, и повинуйтесь им по Богу во всем, и старость их чтите, и немощь их...". Родительское проклятье, с точки зрения веры и народных представлений о нравственности, считалось самым страшным, какое только могло быть. Вместе с тем, "Домострой" требовал от родителей заботиться о своих детях, велел учить их "страху Божьему и вежливости и всякому благочинию и, по времени... учить рукоделию матери–дочь, а отцу – сына".

Семейные отношения крестьян были освещены вековыми традициями. Многие из них безвозвратно ушли в прошлое, некоторые продолжают жить, составляя часть нашего бытия или, как сегодня принято говорить, часть русского национального менталитета.